Сказочница и исследователь
Пренебречь! Вальсируем! А, пущай, тут тоже будет. Леголас после Маблунга несколько зол )) А так они и с папой выстроятся, наконец, в очередь. Фанфик писался на случай, если Тауриэль погибнет. Так ли уж нет во "Властелине Колец" ни единого места, где бы Леголас мог вспомнить или упомянуть о ней или том, что случилось много лет назад? Так ли невозможна их новая встреча? Привязанности к Кили не предполагается, но кто хочет - может попробовать её предположить 
Лайкать здесь.
Зов моря
(Леголас/Тауриэль, RG-13, гет, романтика)
1. В морийской утробе.1. В морийской утробе.
“Уже перед самым концом дежурства, когда он опять заглянул в коридор, ему померещилось, что к пещере приближаются два чуть заметно мерцающих огонька...
Он встал и больше уже не садился, пока его не сменил Леголас”.
Властелин Колец. Братство кольца. Путешествие во тьме.
Светильник Гэндальфа едва рассеивал непроглядную тьму одной из пещер морийской утробы. Леголас сменил в дозоре Фродо, как никто понимая сколь неуютно полурослику в плену глухих каменных стен. Темнота, прячущаяся за поворотами бесконечных коридоров, устрашила бы всякого, не жившего в подгорных чертогах. Устраиваясь на ночлег, маленький Хранитель взглянул на эльфа с благодарностью и облегчением, точно ободряя себя, что мимо нового стража уж точно не проскочит и мышь. Вспоминая полурослика Бильбо, Леголас вновь дивился сколь стойкими оказывались подобные ему создания. Опасность, носимая на собственной шее, пугала Фродо куда меньше темных коридоров, хотя даже Гэндальф предпочел бы оказаться запертым в пещерах на добрую пару сотен лет лишь бы не прикасаться к вплавленной в золото Злобе.
Устроив лук и колчан так, чтобы в любой момент успеть выпустить стрелу, эльф замер, не смыкая глаз. Он смотрел в окружавший полумрак и прислушивался к тишине непроницаемой для любого уха, кроме эльфийскогого. Мория поражала воображение даже теперь. Легко представить сколь прекрасными и величественными были её чертоги, пока разрушительная сила не повергла их в разорение и запустение. Каждый камень шептал о несметных сокровищах, помнил о мастерстве наугрим и великих трудах их рук, преобразивших эти пещеры. Пустота залов в дуновении сквозняков рассказывала об огне и смерти, о скверне, принесенной орками. Не все различалось из скорбного шепота, обращенного к Гимли, но даже эльфу было ясно, что стены Мории навек чужды оркам и троллям, захватившим её. Каждый камень и отзвук эха ждал освобождения от захватчиков, и был готов в любой момент предупредить путников об опасности.
В омертвелом королевстве тьма оставалось живой. Леголас распознавал в шорохах нечто не похожее ни на шаги, ни на поступь зверя. Тот, кто крался во мраке был слаб и труслив, но имел знакомую коварную повадку - выжидать, пока доброта не обернется беспечностью, чтобы отважиться напасть. Когда-то они могли позволить себе беспечность, но не теперь. Вздохнув, Леголас тихо пропел, рассеивая вязкую тишину:
...И смех ее в тиши лесной
Звенел, как птичья трель.
Но засыпает серый прах
Следы ее шагов.
Ушла - и сгинула в горах...*
Горло судорожно сдавило и голос пресекся. После битвы у Эребора закончить печальную историю о Нимродель не удалось ни разу, хотя куплет накрепко запечатлелся в памяти. Тауриэль… Скорбь отозвалась ноющей болью потревоженной раны и замерла одновременно с шорохами во мраке.
Расчет оказался верным. Тот, кто шлепал босиком по камням, услышал песню и затих. Теперь он не выдавал себя даже дыханием, но вряд ли ушел звать сообщников. Звать ему было некого. Это не орк.
- Кто она? Та, о ком ты не говоришь, - звук эльфийской речи прозвучал в стенах Мории чужеродно. Вытянувшись на походном одеяле и прикрыв глаза, Арагорн внимательно смотрел на друга.
Сон дунадана нельзя было потревожить тихой песней. Эстеля лишала покоя тревога и тоска понятная Леоласу - печаль разлуки с той, что всех дороже. Став братьями по оружию, эльф и адан понимали друг друга как никто, но никогда прежде не заводили такого разговора. Помолчав, Леголас ответил в тон другу на синдарине.
- Её имя Тауриэль. Она была одним из наших капитанов. Её больше нет в Средиземье.
---
*слова "Баллада о Нимродэль", Дж. Р. Р. Толкина
2. Грань бытия2. Грань бытия
“Леголас мысленно перенесся на север: ему представилась летняя ночь, поляны, затененные голубыми елями, журчание искрящихся под звездами родников и звонкие голоса лихолесских эльфов.”
Властелин Колец. Братство кольца. Великая река.
Лодки скользили по глади Андуина меж пологих берегов, унося Хранителей все дальше от Кветлориэна. Открытое место позволило бы заметить врагов заблаговременно, а широкое русло и скорое течение хранили не хуже оружия. Успокоенные минутами отдохновения путники погрузились каждый в свои мысли.
Леголас возвратился в летние ночи Эрин Гален, освещенные звездами Элберет. Воспоминания имели привкус соли, но приносили облегчение и умаляли усталость лучше чем сон. Трудно представить, что когда-то всё происходило в яви. Принц и капитан лихолесской гвардии оставляли праздничные пиры и бродили до рассвета, взбираясь к самому небу по сплетенным ветвям, или устраивали шуточное преследование, на спор догоняя друг друга. Он - чтобы выиграть, она - чтоб проиграть. Они пили сияющую, чистую воду из родников, и не было слаще и хмельнее той воды. Не было мягче постели, чем густые травы лихолесских полян, окруженных высокими елями.
Общая история сплеталась веками из множества других: о сражениях, соратничестве, веселых пирушках и схожих мечтах, но... не о любви. Время под сенью родного леса казалось бесконечным, а привязанность слишком очевидной, чтобы облекать её в слова. Память сохранила тепло прикосновений, мягкость волос, смех и улыбку, взгляд зеленых, озорных глаз, обещание жестом, обещание взглядом. Тогда казалось, что не время и незачем произносить слов, а теперь стало не для кого.
Уход Тауриэль был легким, легче, чем у Гэндальфа и многих других. Леголас надеялся, что это так, и ему пришлось больнее. Они разлучились без надежды когда-нибудь встретиться или получить весть друг о друге. Осознание этого тяжко лежало на сердце. Cкорбь саднила, как отравленная рана, затихая до поры, но не находя исцеления. Леголас сознавал, что свыкся с ней так же, как с ворчанием Гимли. С этим можно было жить. Нужно было. Тауриэль ушла, но незримо оставалась рядом. В Имладрис он взял её стрелы с рыжим оперением. Её колчанный ремень с лиственным узором охватывал грудь. Как знать, возможно, где-то на другом конце света, Тауриэль снова смотрит на звезды и вспоминает старшего друга, а может быть злится, что теперь вдали от сражений? Сколь глубока там синь неба, теми ли голосами шепчутся ветра в лесах? Леголас не верил, что Тауриэль могла затеряться за гранью бытия и исчезнуть из мира, отчаяться из-за скорби и ошибок, не найти свой путь. К кому бы не стремилось её сердце - теперь она в безопасности. Возможно, что счастлива.
Мало кому из северных эльдар доводилось вступить в Золотые Леса Кветлориэна, закрытые чарами Владычицы Галадриэль. Воин Гондолина Глорфиндейл прибыл гонцом из Имладриса, оповестив Владык о Братстве, и незримые врата были открыты. Узнав, что огненный бич Балрога унес в пропаcть Митрандира, вернувшийся с Запада златовласый витязь опечалился не менее спутников мага. Гэндальф был одним из его соратников, посланных на помощь Средиземью, но незримое прикосновение Благого Края в Кветлориэне умаляло даже самую тяжкую печаль и усталость. Здесь, под сенью мэллорнов, каждый мог на время забыть о предстоящих испытаниях, и каждый искал отдохновения по-своему. Леголас провел больше времени с сородичами, чем с друзьями-Хранителями. Он хотел узнать и запомнить как можно больше. Когда-нибудь он расскажет Тауриэль о высоких древах и серебряных светильниках, сияющих как звезды, о печали потери и радости встречи, о синеве глаз Галадриэль, о мудрости и величии Келеборна... Когда-нибудь... за гранью бытия.
Глорфиндейл, сразивший демона огня, прошедший чертоги Банноса**, знал о ней больше других. Можно было поговорить еще в Имладрисе, но Леголас не хотел напоминать Золотому Воину расспросами о гибели, теперь же витязь спросил сам:
- Ты жаждешь ответов, Леголас Трандуилион, тогда отчего не задаешь вопросов?
Глорфиндейл стоял поодаль их лагеря, осененный светом угасающего дня, и рассматривал не собеседника, но саму его душу.
- Что там... за Гранью? - спросил принц, встретившись взглядом с посланником Имладриса, - Митрандир не мог уйти без следа.
- Для каждого Грань бытия предстает своей, - ответил Глорфиндейл, присаживаясь рядом, став вдруг земным и... уставшим, - Возвращение неизбежно, если совесть чиста, а дух стремится к жизни. Намо не исцеляет души, каждый делает это сам, одолевая чувство вины, обиды и страхи - всё, что тянет к смерти и лишает сил жить. Митрандир сильнее, чем могло казаться. Возможно, мы еще услышим о нем. Но ты спрашиваешь меня о ком-то другом, хотя утрата и велика, - воин Гондолина улыбнулся и взглянул в глаза проницательно и задумчиво, - Я не смогу дать тебе ответ. Тот, кто тебя беспокоит, увидит свою Грань, но знай - ожидающий всегда получает вести.
- Благодарю тебя за ответ, - мирквудский принц поднялся на ноги и склонил перед героем легенд голову в знак почтения и благодарности, - Мудрость Высших Эльфов так же велика, как и их подвиги.
- Не стоит! Это всего лишь добрые слова, - отшутился Глорфидейл, - Не меньше, но и не больше.
- Однажды в мои руки попал клинок из Гондолина, - сказал Леголас, - На рукояти была выбита эмблема Фонтанов...
Глорфиндейл улыбнулся тепло и понимающе.
- Я слышал, что у Оркриста славная судьба. Эктелион будет рад узнать это.
Нужно было собираться в путь. Кивнув в знак прощания, Леголас направился к Хранителям.
- Лаэголас! - окликнул его Глорфиндейл. Мирквудский принц обернулся. Его имя редко звучало на синдарине, даже отец предпочитал называть его на языке нандор.
- Один из моих воинов звался этим именем, - сказал Глорфиндейл, - Но прославишь его ты.
---
*Гурфаннор Баннос - Намо Мандос (синд.)
3. Вести из-за Моря3. Вести из-за Моря
“Леголас, ты был счастлив в чертогах лесных,
Словно лист меж зелёных собратьев своих…
Но запомни: крик чайки над пенной волной
Позовёт за собой и отнимет покой.”
Властелин Колец. Две крепости. Белый всадник.
Впервые он увидел и услышал их в Пеларгире в сражении за пиратские корабли. Чайки носились над головами, кричали, били крыльями, бросаясь на пиратов, и те пропускали удары, отмахиваясь от птиц. Друг Гимли косил врагов секирой, как лесоруб деревья, успевая выкрикивать, сколько на его счету. Арагорн пробился на мостик корабля, оказавшись в гуще сражения. Корабли должны были вот-вот перейти под руку Хранителей, но это еще не последняя битва. Ухватившись за снасти, Леголас взобрался на рей и успел сразить с десяток пиратов стрелами, пока птицы носились вокруг, и в каждом резком крике слышались голоса:
- Смотри! Смотри! - прорывалось в общем гомоне, - Воин-эльф! Воин с белыми клинками!
- Это он! Он! - отзывались другие.
- Слушай! Слушай, белый воин!
- Рыжая дева говорит о тебе!
- Она выходит на белые берега!
- Она просит ветер направить твои стрелы!
- Она просит воду вынести тебя на твердь!
- Она хочет твоей победы!
- Рыжая просит рассказать о тебе!
- Рыжая за морем!
Опустив на мгновение лук, Леголас проследил взглядом полет птиц, ощущая, что с каждым вдохом морского ветра умаляется застарелая тоска, исчезает утомление, и мир чудесно преображается, став ярче и светлее. Глаза узнавали вновь тончайшие оттенки земли, воды и неба, какие успели забыться с Битвы Пяти Воинств. Точно сердце впервые вспомнило о радости за долгое время.
Сражение в Пелагире было не последним, их ждал Мораннон и многое, за что приходилось биться после великой победы. Предстояло навестить Фангорн, удивительный и опасный лес с живительной водой и редчайшими растениями. Предстояло увидеть Блистающие Пещеры и услышать цветастые рассказы неугомонного Гимли, готового спорить по сотни раз на день и без войны. Предстояло отстроить разрушенное, возродить погубленное и исцелить запятнанное. Отныне море всегда пело в сердце, но Леголаса держали долг, обещания, данные друзьям, и неизвестность. Чайки не знали главного. Любила ли рыжая дева белого воина? Или её сердце взывало лишь к другу?
Теперь Леголас знал, что овдовел раньше, чем дал брачные клятвы. Саженцы привезенные из Фангорна вытянулись и расцвели в Итилии для чужой весны. Он следил за ними и заботился, как отец о детях. Если суждено, что его сыновья и дочери никогда не увидят свет, то пусть деревья поднимутся и протянут ветви к солнцу, как руки. Они, спасенные для новой жизни, оставят в землях под властью людей память о Зеленом Листе и Дочери Леса, об их народе, что был частью этого мира.
Леголас стал свидетелем, как смертные земли одного за другим забирали Хранителей, доживших до седин. Он простился с Арагорном, передавшим корону сыну, а после получил весть, что истаяла королева Арвен. Лишь утративший рыжину друг Гимли держался за белый свет, ожидая, когда друг-эльф закончит свой корабль. Его томила мечта напоследок увидеть Владычицу Галадриэль, и странная уверенность в том, что это возможно, придавала сил. Леголас был готов взять его с собой, сожалея, что не может забрать большего.
***
Трандуил внимательно смотрел на сына, спустившегося к нему по сходням корабля. Легкий и быстрый «Серокрыл» трепетал парусами и покачивался на волнах Андуина, ожидая, когда хозяйская рука пустит его на волю ветров. Король Великой Пущи, был высок и крепок, как древо, но так же прочно он врос корнями в эти земли. Трандуил редко покидал своё королевство, но все же пришел проводить ведомый надеждой корабль, что унесет его сына за море. Леголас был рад видеть отца.
- Ты уходишь дальше, чем прежде, сын.
- Таково было пророчество, - ответил отцу Леголас.
- Свершение пророчеств и проклятий взращиваем мы сами, - заметил Трандуил.
- Это я выбрал для себя сам.
Они обнялись крепко, как не бывало уже очень давно, и долго не размыкали объятий.
- Леголас! Я желаю тебе встреть её, - окликнул его отец, когда паруса вздулись под порывом ветра, а белый нос рассек воду, вспенивая первые буруны.
- Я не прощаюсь! - держась за снасти, принц вскочил на планшир и помахал рукой королю Великой Пущи, - Однажды я увижусь с тобой, отец!..
4. Белые Берега (спасибо essilt за бетинг)
"То зовут голоса на Последнем Причале…
Я покину леса, что меня осеняли,
Где прекрасные годы опали листвою…
Одинокий, уйду я дорогой морскою
По высокой волне к Всеэльфийскому Дому,
Недоступному смертному взгляду земному…"
Властелин колец. Возвращение короля. Кормалленское поле.
Когда-то по воле судьбы не весь народ телери ушел в Благой Край. Они остались с королем Тинголом, обжились и назвались эглайн - забытые. Годы спустя их народ смешался с пришлыми с Запада, но в сердце каждого до поры дремало стремление к канувшей в веках цели. Мудрые говорили, что после победы над Морготом по милости Стихий эльфийские корабли всегда достигают Баланнора.
Море - бескрайняя даль владений Улу. Под синевой неба парус отливал серебром. Снасти скрипели под тугим ветром, и нос “Серокрыла” резал волны, поднимая брызги. Корабль шел к цели не первый день и не первый месяц, но ни одна буря не омрачила его пути. На просторе моря “Серокрыл” казался листом меллорна, но день за днем согласные с ветрами воды несли его вперед и оберегали. Надежда Леголаса, что цель близка, крепла с каждым днем и уже могла зваться уверенностью.
читать дальшеСменялись рассветы и закаты, очертания облаков, цвета воды и неба. Ярое морское солнце выбелило волосы до льняного оттенка. Глаза привыкли к переливам лазурного и синего, замечая на границе воды и неба даже спустившуюся на волну чайку. Леголас смотрел и слушал, находя для себя новое в шепоте течений и ветра. Море рассказывало о неведомых берегах, зверях и птицах, о детях Эру в забытых всеми землях. Но иногда во множестве голосов угадывался один, хорошо знакомый. “Леголас!” - звала Тауриэль в каждом порыве ветра. “Домой, домой!” - вторил ей плеск волн. Зов моря не смолкал ни на миг, но Леголас следовал только за одним голосом, перекладывая руль к ветру.
Их было пятеро. Несколько воинов Эрин Гален и друг Гимли, посмуглевший на солнце. Почтенный сын Глоина смотрел на море из-под выцветшей косынки сурово, ничем не выдавая страха перед глубинами владений Улу. Столь же необъятные и богатые, как вотчина Махала, они оставались неподвластными и непонятными подгорному народу. И все же путешествие возвратило Гимли былой задор и упрямство, что сгладились степенным правлением в Эреборе. Годы точно обернулись вспять, но отныне правителя Горы и сыновей Эрин Гален разделяла не более чем высота роста. Гимли выучился управляться с кораблем, бранился от качки, рассказывал байки и пристрастился к игре в Лесные Костяшки, неизменно требуя у проигравшего признать, что Владычица Галадриэль – самая прекрасная на свете. Порой он позволял себе тайком вздохнуть и с нежностью смотрел на золотой локон в адамантовой шкатулке, которую не хотел никому показывать. Леголас знал, что друг выбрал самый трудный путь. Гимли покинул больше, чем можно было даже представить, ради исполнения одного невероятного желания.
- Что за нужда играть с парусом, как кот клубком? Сколько лет прошло, а ты все тот же мальчишка, что не умел пить! Ни удержу, ни степенности!
Гимли едва выстоял на кренящейся палубе и бодро сердился, глядя на забравшегося на мачту Леголаса.
- Веселей, друг! - ободрил тот приятеля, - Скоро земля.
- Ты обещал мне сушу два дня назад, эльф! Но пока нам встретилась лишь россыпь никчемных островков. Или хваленая зоркость начала подводить тебя, приятель? Что ты так разволновался!
- Впереди большой берег, Гимли. Скоро сам увидишь! - смеялся Леголас. - Белый Берег!
Гимли не верилось, пока он не смог рассмотреть едва различимую белую полосу, проведенную по туманному горизонту. Она казалась миражом, но скоро из мягкой дымки начали яснее проступали острые пики гор. Склоны сияли под солнцем и стремились ввысь неприступными стенами огромной крепости, а один пик венчал могучую гряду центральным зубцом тиары и вспыхивал на вершине звездой. Уж не взгляд ли самой Элберет осенял им путь?
Ветер мягко правил к берегу, позволив не следить за кораблем. “Серокрыл” приближался к острову, отделенному проливом от города у подножья белых гор. Над его гаванью, заполненной кораблями, над мраморными стенами, живыми и говорливыми улицами поднималось широкое ущелье, с дозорными башнями на уступах.
Гавань и селение на острове были меньше, но множество белых кораблей покачивались у берегов и здесь. Они напоминали птиц со сложенными крыльями и лебедиными шеями выгибались носовые ростры. Берег встречал невероятным смешением запахов моря, цветов и фруктов, свежей выпечки. “Серокрыла” заметили с пирса и кораблей. Эльдар Амана приветственно замахали руками, послышались радостные возгласы. У пристаней стали собираться жители. Высокие, чаще светловолосые, в одеждах простых, но неизменно искусно украшенных. Гимли больше не ворчал и смотрел во все глаза. Леголас же видел на берегу лишь одну фигуру.
Рыжеволосая дева бежала к пирсу навстречу “Сероклылу”. Она мелькнула на фоне белых стен, серебристых одежд, светлых волос, как всполох пламени маяка. Она пробиралась сквозь толпу, пока не побежала по отмели. Утопая босыми ступнями в белом, текучем песке, взрывая пену накатывающих волн.
На пристани подавали знаки, куда подвести корабль. Гимли покачал головой и, встретившись с другом понимающим взглядом, скомандовал их небольшому отряду:
- Готовьте якорь, ребята!
Леголас благодарно кивнул и прыгнул с борта в теплую, прозрачную воду. Он плыл, пока не смог коснуться дна и пойти, чувствуя, как волны подталкивают в спину. Навстречу, уже вымочив платье по пояс, брела Тауриэль. Их разделяли несколько шагов, всего лишь пара всплесков волн, и, наконец, только вымокшие одежды.
Слова оказались не нужны. Леголас молчал, обнимая, прижимая её к себе, гибкую и тонкую, непривычно беззащитную под легким, вымокшим до нитки платьем, без кирасы, без оружия, без долга воина, без всего, что так долго отнимало их друг у друга. Хотелось лишь смотреть в сияющие зеленые глаза и ни о чем не думать. Растрепавшиеся рыжие локоны путались в пальцах, блестели под солнцем. Она смеялась и смотрела с неверием, прикасаясь к его груди, шее, волосам, повязанным косынкой, сначала позволяя целовать свои руки, потом губы.
Предстояло еще многое узнать и сказать, найти прибежище, увидеть покинувших Средиземье родичей, устроить встречу Гимли с Владычицей Галадриэль... но не сейчас. Все потом.
- Ты знала, что я приду?
Обнявшись, они, наконец, побрели к берегу.
Взглянув снизу вверх, Тауриэль лишь улыбнулась.
Конец.
Лайкать здесь.Зов моря
(Леголас/Тауриэль, RG-13, гет, романтика)
1. В морийской утробе.1. В морийской утробе.
“Уже перед самым концом дежурства, когда он опять заглянул в коридор, ему померещилось, что к пещере приближаются два чуть заметно мерцающих огонька...
Он встал и больше уже не садился, пока его не сменил Леголас”.
Властелин Колец. Братство кольца. Путешествие во тьме.
Светильник Гэндальфа едва рассеивал непроглядную тьму одной из пещер морийской утробы. Леголас сменил в дозоре Фродо, как никто понимая сколь неуютно полурослику в плену глухих каменных стен. Темнота, прячущаяся за поворотами бесконечных коридоров, устрашила бы всякого, не жившего в подгорных чертогах. Устраиваясь на ночлег, маленький Хранитель взглянул на эльфа с благодарностью и облегчением, точно ободряя себя, что мимо нового стража уж точно не проскочит и мышь. Вспоминая полурослика Бильбо, Леголас вновь дивился сколь стойкими оказывались подобные ему создания. Опасность, носимая на собственной шее, пугала Фродо куда меньше темных коридоров, хотя даже Гэндальф предпочел бы оказаться запертым в пещерах на добрую пару сотен лет лишь бы не прикасаться к вплавленной в золото Злобе.
Устроив лук и колчан так, чтобы в любой момент успеть выпустить стрелу, эльф замер, не смыкая глаз. Он смотрел в окружавший полумрак и прислушивался к тишине непроницаемой для любого уха, кроме эльфийскогого. Мория поражала воображение даже теперь. Легко представить сколь прекрасными и величественными были её чертоги, пока разрушительная сила не повергла их в разорение и запустение. Каждый камень шептал о несметных сокровищах, помнил о мастерстве наугрим и великих трудах их рук, преобразивших эти пещеры. Пустота залов в дуновении сквозняков рассказывала об огне и смерти, о скверне, принесенной орками. Не все различалось из скорбного шепота, обращенного к Гимли, но даже эльфу было ясно, что стены Мории навек чужды оркам и троллям, захватившим её. Каждый камень и отзвук эха ждал освобождения от захватчиков, и был готов в любой момент предупредить путников об опасности.
В омертвелом королевстве тьма оставалось живой. Леголас распознавал в шорохах нечто не похожее ни на шаги, ни на поступь зверя. Тот, кто крался во мраке был слаб и труслив, но имел знакомую коварную повадку - выжидать, пока доброта не обернется беспечностью, чтобы отважиться напасть. Когда-то они могли позволить себе беспечность, но не теперь. Вздохнув, Леголас тихо пропел, рассеивая вязкую тишину:
...И смех ее в тиши лесной
Звенел, как птичья трель.
Но засыпает серый прах
Следы ее шагов.
Ушла - и сгинула в горах...*
Горло судорожно сдавило и голос пресекся. После битвы у Эребора закончить печальную историю о Нимродель не удалось ни разу, хотя куплет накрепко запечатлелся в памяти. Тауриэль… Скорбь отозвалась ноющей болью потревоженной раны и замерла одновременно с шорохами во мраке.
Расчет оказался верным. Тот, кто шлепал босиком по камням, услышал песню и затих. Теперь он не выдавал себя даже дыханием, но вряд ли ушел звать сообщников. Звать ему было некого. Это не орк.
- Кто она? Та, о ком ты не говоришь, - звук эльфийской речи прозвучал в стенах Мории чужеродно. Вытянувшись на походном одеяле и прикрыв глаза, Арагорн внимательно смотрел на друга.
Сон дунадана нельзя было потревожить тихой песней. Эстеля лишала покоя тревога и тоска понятная Леоласу - печаль разлуки с той, что всех дороже. Став братьями по оружию, эльф и адан понимали друг друга как никто, но никогда прежде не заводили такого разговора. Помолчав, Леголас ответил в тон другу на синдарине.
- Её имя Тауриэль. Она была одним из наших капитанов. Её больше нет в Средиземье.
---
*слова "Баллада о Нимродэль", Дж. Р. Р. Толкина
2. Грань бытия2. Грань бытия
“Леголас мысленно перенесся на север: ему представилась летняя ночь, поляны, затененные голубыми елями, журчание искрящихся под звездами родников и звонкие голоса лихолесских эльфов.”
Властелин Колец. Братство кольца. Великая река.
Лодки скользили по глади Андуина меж пологих берегов, унося Хранителей все дальше от Кветлориэна. Открытое место позволило бы заметить врагов заблаговременно, а широкое русло и скорое течение хранили не хуже оружия. Успокоенные минутами отдохновения путники погрузились каждый в свои мысли.
Леголас возвратился в летние ночи Эрин Гален, освещенные звездами Элберет. Воспоминания имели привкус соли, но приносили облегчение и умаляли усталость лучше чем сон. Трудно представить, что когда-то всё происходило в яви. Принц и капитан лихолесской гвардии оставляли праздничные пиры и бродили до рассвета, взбираясь к самому небу по сплетенным ветвям, или устраивали шуточное преследование, на спор догоняя друг друга. Он - чтобы выиграть, она - чтоб проиграть. Они пили сияющую, чистую воду из родников, и не было слаще и хмельнее той воды. Не было мягче постели, чем густые травы лихолесских полян, окруженных высокими елями.
Общая история сплеталась веками из множества других: о сражениях, соратничестве, веселых пирушках и схожих мечтах, но... не о любви. Время под сенью родного леса казалось бесконечным, а привязанность слишком очевидной, чтобы облекать её в слова. Память сохранила тепло прикосновений, мягкость волос, смех и улыбку, взгляд зеленых, озорных глаз, обещание жестом, обещание взглядом. Тогда казалось, что не время и незачем произносить слов, а теперь стало не для кого.
Уход Тауриэль был легким, легче, чем у Гэндальфа и многих других. Леголас надеялся, что это так, и ему пришлось больнее. Они разлучились без надежды когда-нибудь встретиться или получить весть друг о друге. Осознание этого тяжко лежало на сердце. Cкорбь саднила, как отравленная рана, затихая до поры, но не находя исцеления. Леголас сознавал, что свыкся с ней так же, как с ворчанием Гимли. С этим можно было жить. Нужно было. Тауриэль ушла, но незримо оставалась рядом. В Имладрис он взял её стрелы с рыжим оперением. Её колчанный ремень с лиственным узором охватывал грудь. Как знать, возможно, где-то на другом конце света, Тауриэль снова смотрит на звезды и вспоминает старшего друга, а может быть злится, что теперь вдали от сражений? Сколь глубока там синь неба, теми ли голосами шепчутся ветра в лесах? Леголас не верил, что Тауриэль могла затеряться за гранью бытия и исчезнуть из мира, отчаяться из-за скорби и ошибок, не найти свой путь. К кому бы не стремилось её сердце - теперь она в безопасности. Возможно, что счастлива.
Мало кому из северных эльдар доводилось вступить в Золотые Леса Кветлориэна, закрытые чарами Владычицы Галадриэль. Воин Гондолина Глорфиндейл прибыл гонцом из Имладриса, оповестив Владык о Братстве, и незримые врата были открыты. Узнав, что огненный бич Балрога унес в пропаcть Митрандира, вернувшийся с Запада златовласый витязь опечалился не менее спутников мага. Гэндальф был одним из его соратников, посланных на помощь Средиземью, но незримое прикосновение Благого Края в Кветлориэне умаляло даже самую тяжкую печаль и усталость. Здесь, под сенью мэллорнов, каждый мог на время забыть о предстоящих испытаниях, и каждый искал отдохновения по-своему. Леголас провел больше времени с сородичами, чем с друзьями-Хранителями. Он хотел узнать и запомнить как можно больше. Когда-нибудь он расскажет Тауриэль о высоких древах и серебряных светильниках, сияющих как звезды, о печали потери и радости встречи, о синеве глаз Галадриэль, о мудрости и величии Келеборна... Когда-нибудь... за гранью бытия.
Глорфиндейл, сразивший демона огня, прошедший чертоги Банноса**, знал о ней больше других. Можно было поговорить еще в Имладрисе, но Леголас не хотел напоминать Золотому Воину расспросами о гибели, теперь же витязь спросил сам:
- Ты жаждешь ответов, Леголас Трандуилион, тогда отчего не задаешь вопросов?
Глорфиндейл стоял поодаль их лагеря, осененный светом угасающего дня, и рассматривал не собеседника, но саму его душу.
- Что там... за Гранью? - спросил принц, встретившись взглядом с посланником Имладриса, - Митрандир не мог уйти без следа.
- Для каждого Грань бытия предстает своей, - ответил Глорфиндейл, присаживаясь рядом, став вдруг земным и... уставшим, - Возвращение неизбежно, если совесть чиста, а дух стремится к жизни. Намо не исцеляет души, каждый делает это сам, одолевая чувство вины, обиды и страхи - всё, что тянет к смерти и лишает сил жить. Митрандир сильнее, чем могло казаться. Возможно, мы еще услышим о нем. Но ты спрашиваешь меня о ком-то другом, хотя утрата и велика, - воин Гондолина улыбнулся и взглянул в глаза проницательно и задумчиво, - Я не смогу дать тебе ответ. Тот, кто тебя беспокоит, увидит свою Грань, но знай - ожидающий всегда получает вести.
- Благодарю тебя за ответ, - мирквудский принц поднялся на ноги и склонил перед героем легенд голову в знак почтения и благодарности, - Мудрость Высших Эльфов так же велика, как и их подвиги.
- Не стоит! Это всего лишь добрые слова, - отшутился Глорфидейл, - Не меньше, но и не больше.
- Однажды в мои руки попал клинок из Гондолина, - сказал Леголас, - На рукояти была выбита эмблема Фонтанов...
Глорфиндейл улыбнулся тепло и понимающе.
- Я слышал, что у Оркриста славная судьба. Эктелион будет рад узнать это.
Нужно было собираться в путь. Кивнув в знак прощания, Леголас направился к Хранителям.
- Лаэголас! - окликнул его Глорфиндейл. Мирквудский принц обернулся. Его имя редко звучало на синдарине, даже отец предпочитал называть его на языке нандор.
- Один из моих воинов звался этим именем, - сказал Глорфиндейл, - Но прославишь его ты.
---
*Гурфаннор Баннос - Намо Мандос (синд.)
3. Вести из-за Моря3. Вести из-за Моря
“Леголас, ты был счастлив в чертогах лесных,
Словно лист меж зелёных собратьев своих…
Но запомни: крик чайки над пенной волной
Позовёт за собой и отнимет покой.”
Властелин Колец. Две крепости. Белый всадник.
Впервые он увидел и услышал их в Пеларгире в сражении за пиратские корабли. Чайки носились над головами, кричали, били крыльями, бросаясь на пиратов, и те пропускали удары, отмахиваясь от птиц. Друг Гимли косил врагов секирой, как лесоруб деревья, успевая выкрикивать, сколько на его счету. Арагорн пробился на мостик корабля, оказавшись в гуще сражения. Корабли должны были вот-вот перейти под руку Хранителей, но это еще не последняя битва. Ухватившись за снасти, Леголас взобрался на рей и успел сразить с десяток пиратов стрелами, пока птицы носились вокруг, и в каждом резком крике слышались голоса:
- Смотри! Смотри! - прорывалось в общем гомоне, - Воин-эльф! Воин с белыми клинками!
- Это он! Он! - отзывались другие.
- Слушай! Слушай, белый воин!
- Рыжая дева говорит о тебе!
- Она выходит на белые берега!
- Она просит ветер направить твои стрелы!
- Она просит воду вынести тебя на твердь!
- Она хочет твоей победы!
- Рыжая просит рассказать о тебе!
- Рыжая за морем!
Опустив на мгновение лук, Леголас проследил взглядом полет птиц, ощущая, что с каждым вдохом морского ветра умаляется застарелая тоска, исчезает утомление, и мир чудесно преображается, став ярче и светлее. Глаза узнавали вновь тончайшие оттенки земли, воды и неба, какие успели забыться с Битвы Пяти Воинств. Точно сердце впервые вспомнило о радости за долгое время.
Сражение в Пелагире было не последним, их ждал Мораннон и многое, за что приходилось биться после великой победы. Предстояло навестить Фангорн, удивительный и опасный лес с живительной водой и редчайшими растениями. Предстояло увидеть Блистающие Пещеры и услышать цветастые рассказы неугомонного Гимли, готового спорить по сотни раз на день и без войны. Предстояло отстроить разрушенное, возродить погубленное и исцелить запятнанное. Отныне море всегда пело в сердце, но Леголаса держали долг, обещания, данные друзьям, и неизвестность. Чайки не знали главного. Любила ли рыжая дева белого воина? Или её сердце взывало лишь к другу?
Теперь Леголас знал, что овдовел раньше, чем дал брачные клятвы. Саженцы привезенные из Фангорна вытянулись и расцвели в Итилии для чужой весны. Он следил за ними и заботился, как отец о детях. Если суждено, что его сыновья и дочери никогда не увидят свет, то пусть деревья поднимутся и протянут ветви к солнцу, как руки. Они, спасенные для новой жизни, оставят в землях под властью людей память о Зеленом Листе и Дочери Леса, об их народе, что был частью этого мира.
Леголас стал свидетелем, как смертные земли одного за другим забирали Хранителей, доживших до седин. Он простился с Арагорном, передавшим корону сыну, а после получил весть, что истаяла королева Арвен. Лишь утративший рыжину друг Гимли держался за белый свет, ожидая, когда друг-эльф закончит свой корабль. Его томила мечта напоследок увидеть Владычицу Галадриэль, и странная уверенность в том, что это возможно, придавала сил. Леголас был готов взять его с собой, сожалея, что не может забрать большего.
***
Трандуил внимательно смотрел на сына, спустившегося к нему по сходням корабля. Легкий и быстрый «Серокрыл» трепетал парусами и покачивался на волнах Андуина, ожидая, когда хозяйская рука пустит его на волю ветров. Король Великой Пущи, был высок и крепок, как древо, но так же прочно он врос корнями в эти земли. Трандуил редко покидал своё королевство, но все же пришел проводить ведомый надеждой корабль, что унесет его сына за море. Леголас был рад видеть отца.
- Ты уходишь дальше, чем прежде, сын.
- Таково было пророчество, - ответил отцу Леголас.
- Свершение пророчеств и проклятий взращиваем мы сами, - заметил Трандуил.
- Это я выбрал для себя сам.
Они обнялись крепко, как не бывало уже очень давно, и долго не размыкали объятий.
- Леголас! Я желаю тебе встреть её, - окликнул его отец, когда паруса вздулись под порывом ветра, а белый нос рассек воду, вспенивая первые буруны.
- Я не прощаюсь! - держась за снасти, принц вскочил на планшир и помахал рукой королю Великой Пущи, - Однажды я увижусь с тобой, отец!..
4. Белые Берега (спасибо essilt за бетинг)
"То зовут голоса на Последнем Причале…
Я покину леса, что меня осеняли,
Где прекрасные годы опали листвою…
Одинокий, уйду я дорогой морскою
По высокой волне к Всеэльфийскому Дому,
Недоступному смертному взгляду земному…"
Властелин колец. Возвращение короля. Кормалленское поле.
Когда-то по воле судьбы не весь народ телери ушел в Благой Край. Они остались с королем Тинголом, обжились и назвались эглайн - забытые. Годы спустя их народ смешался с пришлыми с Запада, но в сердце каждого до поры дремало стремление к канувшей в веках цели. Мудрые говорили, что после победы над Морготом по милости Стихий эльфийские корабли всегда достигают Баланнора.
Море - бескрайняя даль владений Улу. Под синевой неба парус отливал серебром. Снасти скрипели под тугим ветром, и нос “Серокрыла” резал волны, поднимая брызги. Корабль шел к цели не первый день и не первый месяц, но ни одна буря не омрачила его пути. На просторе моря “Серокрыл” казался листом меллорна, но день за днем согласные с ветрами воды несли его вперед и оберегали. Надежда Леголаса, что цель близка, крепла с каждым днем и уже могла зваться уверенностью.
читать дальшеСменялись рассветы и закаты, очертания облаков, цвета воды и неба. Ярое морское солнце выбелило волосы до льняного оттенка. Глаза привыкли к переливам лазурного и синего, замечая на границе воды и неба даже спустившуюся на волну чайку. Леголас смотрел и слушал, находя для себя новое в шепоте течений и ветра. Море рассказывало о неведомых берегах, зверях и птицах, о детях Эру в забытых всеми землях. Но иногда во множестве голосов угадывался один, хорошо знакомый. “Леголас!” - звала Тауриэль в каждом порыве ветра. “Домой, домой!” - вторил ей плеск волн. Зов моря не смолкал ни на миг, но Леголас следовал только за одним голосом, перекладывая руль к ветру.
Их было пятеро. Несколько воинов Эрин Гален и друг Гимли, посмуглевший на солнце. Почтенный сын Глоина смотрел на море из-под выцветшей косынки сурово, ничем не выдавая страха перед глубинами владений Улу. Столь же необъятные и богатые, как вотчина Махала, они оставались неподвластными и непонятными подгорному народу. И все же путешествие возвратило Гимли былой задор и упрямство, что сгладились степенным правлением в Эреборе. Годы точно обернулись вспять, но отныне правителя Горы и сыновей Эрин Гален разделяла не более чем высота роста. Гимли выучился управляться с кораблем, бранился от качки, рассказывал байки и пристрастился к игре в Лесные Костяшки, неизменно требуя у проигравшего признать, что Владычица Галадриэль – самая прекрасная на свете. Порой он позволял себе тайком вздохнуть и с нежностью смотрел на золотой локон в адамантовой шкатулке, которую не хотел никому показывать. Леголас знал, что друг выбрал самый трудный путь. Гимли покинул больше, чем можно было даже представить, ради исполнения одного невероятного желания.
- Что за нужда играть с парусом, как кот клубком? Сколько лет прошло, а ты все тот же мальчишка, что не умел пить! Ни удержу, ни степенности!
Гимли едва выстоял на кренящейся палубе и бодро сердился, глядя на забравшегося на мачту Леголаса.
- Веселей, друг! - ободрил тот приятеля, - Скоро земля.
- Ты обещал мне сушу два дня назад, эльф! Но пока нам встретилась лишь россыпь никчемных островков. Или хваленая зоркость начала подводить тебя, приятель? Что ты так разволновался!
- Впереди большой берег, Гимли. Скоро сам увидишь! - смеялся Леголас. - Белый Берег!
Гимли не верилось, пока он не смог рассмотреть едва различимую белую полосу, проведенную по туманному горизонту. Она казалась миражом, но скоро из мягкой дымки начали яснее проступали острые пики гор. Склоны сияли под солнцем и стремились ввысь неприступными стенами огромной крепости, а один пик венчал могучую гряду центральным зубцом тиары и вспыхивал на вершине звездой. Уж не взгляд ли самой Элберет осенял им путь?
Ветер мягко правил к берегу, позволив не следить за кораблем. “Серокрыл” приближался к острову, отделенному проливом от города у подножья белых гор. Над его гаванью, заполненной кораблями, над мраморными стенами, живыми и говорливыми улицами поднималось широкое ущелье, с дозорными башнями на уступах.
Гавань и селение на острове были меньше, но множество белых кораблей покачивались у берегов и здесь. Они напоминали птиц со сложенными крыльями и лебедиными шеями выгибались носовые ростры. Берег встречал невероятным смешением запахов моря, цветов и фруктов, свежей выпечки. “Серокрыла” заметили с пирса и кораблей. Эльдар Амана приветственно замахали руками, послышались радостные возгласы. У пристаней стали собираться жители. Высокие, чаще светловолосые, в одеждах простых, но неизменно искусно украшенных. Гимли больше не ворчал и смотрел во все глаза. Леголас же видел на берегу лишь одну фигуру.
Рыжеволосая дева бежала к пирсу навстречу “Сероклылу”. Она мелькнула на фоне белых стен, серебристых одежд, светлых волос, как всполох пламени маяка. Она пробиралась сквозь толпу, пока не побежала по отмели. Утопая босыми ступнями в белом, текучем песке, взрывая пену накатывающих волн.
На пристани подавали знаки, куда подвести корабль. Гимли покачал головой и, встретившись с другом понимающим взглядом, скомандовал их небольшому отряду:
- Готовьте якорь, ребята!
Леголас благодарно кивнул и прыгнул с борта в теплую, прозрачную воду. Он плыл, пока не смог коснуться дна и пойти, чувствуя, как волны подталкивают в спину. Навстречу, уже вымочив платье по пояс, брела Тауриэль. Их разделяли несколько шагов, всего лишь пара всплесков волн, и, наконец, только вымокшие одежды.
Слова оказались не нужны. Леголас молчал, обнимая, прижимая её к себе, гибкую и тонкую, непривычно беззащитную под легким, вымокшим до нитки платьем, без кирасы, без оружия, без долга воина, без всего, что так долго отнимало их друг у друга. Хотелось лишь смотреть в сияющие зеленые глаза и ни о чем не думать. Растрепавшиеся рыжие локоны путались в пальцах, блестели под солнцем. Она смеялась и смотрела с неверием, прикасаясь к его груди, шее, волосам, повязанным косынкой, сначала позволяя целовать свои руки, потом губы.
Предстояло еще многое узнать и сказать, найти прибежище, увидеть покинувших Средиземье родичей, устроить встречу Гимли с Владычицей Галадриэль... но не сейчас. Все потом.
- Ты знала, что я приду?
Обнявшись, они, наконец, побрели к берегу.
Взглянув снизу вверх, Тауриэль лишь улыбнулась.
Конец.
-
-
19.12.2014 в 11:03-
-
19.12.2014 в 22:05-
-
24.12.2014 в 08:49-
-
24.12.2014 в 14:34-
-
03.01.2015 в 18:41-
-
03.01.2015 в 19:21-
-
08.01.2015 в 21:22-
-
08.01.2015 в 21:35-
-
23.08.2015 в 23:15-
-
23.08.2015 в 23:22-
-
24.08.2015 в 01:07-
-
24.08.2015 в 14:37-
-
24.08.2015 в 20:55