Сказочница и исследователь
Никто не верил! Но ВНЕЗАПНО продолжение! 
Глава о том, как собравшись уходить, Халет ушла не так уж далеко. Огромное спасибо моей дорогой бете essilt за то, что все же допинала меня продолжить эту историю, а потом терпеливо вычитывала и помогала советами! Благодаря чему муза взялась за ум и выдала продолжение, а герои добрались до стола! ))) Начало здесь. Выдать лаечку здесь.
2. Она была охотницей
Голод, потери и ожидание смерти истощили силы, но спасение не дало утешения. Наспех возведенный лагерь халадинов казался селением живых призраков. Каждый это знал, и каждый понимал причины. Горе подкралось на мягких лапах и вонзило когти в сердце, выждав, когда утихнет боль телесных ран и разрешатся самые важные заботы. Скорбь стала знакома всем. Она заставляла соплеменников Халет сжимать зубы, прятать слезы и с усердием погружаться в рутинные дела.
Скорби оказалось слишком много. Она сжимала Халет горло, не давая высказывать слова утешения другим, не позволяя излить собственное горе в погребальных песнях. Скорбь нельзя было ни заесть, ни запить, ни развлечь разговорами, ни забыть в делах. Скорбь жила рядом, просыпалась с первыми лучами одинокого утра и молчала в ночной тишине. После битвы у Загороди всё утратило привычные смыслы. Халет пыталась найти другие, как опору и источник сил, но не получалось. Она не узнавала родной Таргелион. Могучие сосны, тропы, поляны и лесные прогалины выглядели так же, но всё было не то и не так.
читать дальшеКогда смерть дышала в лицо, ужас не чувствовался. Нельзя было представить, как обрывается собственная жизнь. В бою не хватало времени ни для страха, ни для отчаяния, только для желания выжить. Выжить удалось, но жизнь оборвалась. Халет несло в неизвестность, как паутину по ветру, с болью привязанностей, тянущихся в пустоту. Она понимала, однажды все начнется заново. Всё будет другое, и она сама станет другой. Но в ином месте, с незнакомыми людьми, неизвестно когда.
Теперь оставалось лишь ждать, когда уйдет в прошлое всё, что казалось вечным. Нужно было терпеть, пока не утихнет тоска от мысли, что более не услышать любимой отцовской байки про золоторогого оленя. Прежде Халет казалось, что она выучила эту историю наизусть, а сейчас жалела, что не может вспомнить всех подробностей. Нужно было изжить неизменное после каждой охоты желание похвастать дичью перед братом. Нужно было разучиться подбирать для племянника красивые камешки и ракушки. Нужно было придумать, чем заняться вместо заготовки кожи для мужских сапог, и проститься с мыслью о том, как выучиться приручать ловчих птиц. Нужно было вытравить ожидание, что отец вернется с охоты и его тяжелая, мозолистая ладонь привычно ляжет на плечо. Не доведется больше услышать, как брат дразнит её эльфовой невестой за нежелание выходить замуж. Не с кем оттачивать остроты. Не с кем соревноваться в стрельбе. Некому штопать рубашки. Не на кого сердиться, не на кого надеяться. Нужно полагаться лишь на себя. Нужно перестать тосковать, потому что окончания разлуки не дождаться. Нужно смириться…
Халдад учил дочь охотиться и различать следы зверей, но, глядя на отца, она переняла его твердость и решительность, желание добиться своего. Соплеменники доверились ей в бою, а эльфы Таргелиона выражали почтение. Теперь её называли Предводительницей Халет. Так тому и быть.
Со дня падения Загороди минуло достаточно дней. Ранение Халет почти зажило, да и остальные халадины быстро шли на поправку. Благодаря помощи эльфов, маленький лагерь людей был отстроен и обжит. Предводительница дивилась сплоченности и искусности этого народа в любом деле. В том крылась сила большая, нежели в умении владеть оружием. Эльфы уважали чужой уклад, но охотно помогали и делились знаниями. Некоторые заинтересовались языком халадинов и удивительно скоро переняли целые фразы.
Лорд Карантир давно мог уехать в свою цитадель на севере, перепоручив заботы о людях кому-то из приближенных, как только начали возводить лагерь для людей. Но он не уехал. Пока шло строительство, владыка Таргелиона во главе небольшого отряда отправлялся искать раненых и выживших в лесах. Его вылазки увенчались успехом. С десяток полуживых беглецов-одиночек эльфы привезли в лагерь людей, но скоро стало очевидно, что по эту сторону Гелиона спасать больше некого. Затем лорд Карантир тоже пожелал учиться языку халадинов. И, наверное, поэтому каждый день отправлялся поохотиться вместе с Халет.
Ей это не мешало. Ученик оказался сметливый. Хлопот никаких, да и дичи в два раза больше. Лорд Карантир внимательно вслушивался в звуки чужой речи, старательно повторял названия птиц, зверей, вещей. Запоминал. Нож, ремень, колчан, плечо. Стрела, рука, запястье… губы, глаза...
Скоро они могли говорить свободнее. Речи лорда Таргелиона оставались немногословны, но вспыхивали искрами затаившегося в глубине души пламени. Он приходил, и тоска отступала перед ним. Он учился у Халет, а Халет училась у него, отдавая должное снисходительным поправкам, когда невольно коверкала слова, как оказалось, чуждого и для него синдарина. Лорду Карантиру же произношение нового языка давалось с музыкальной точностью.
Уроки становились продолжительнее. Обычно лорд Карантир провожал Халет вдоль реки до самого лагеря, но порой зазывал к эльфам, что обосновались поодаль от людей у каменных бродов Гелиона. Предлагал посмотреть карты, выбрать оружие, лошадей или собак. Он задавал много вопросов: давно ли халадины в Таргелионе? Много ли было защитников Загороди? Часто ли их вожди женщины? Кто учил её сражаться?
Халет тоже хотелось узнать многое. Как далеко крепость Рерир? Почему эльфы живут в горах? Каков он, всем ненавистный Враг? А много ли эльфов в других землях? Дружественны ли они людям? Далеко ли на Запад заезжал сам лорд Карантир? Какие там земли?
Он старался отвечать на новом для себя языке. Сбиваясь, хмурился, но упрямо добивался своего. Слушая и наблюдая, Халет отметила, что братья лорда Таргелиона обосновались в своих крепостях по двое, а он выбрал житьё в одиночку. Что и говорить, резкий неуживчивый нрав сквозил в каждом его движении, но Халет чувствовала схожесть своего сиротства и его одиночества. Её соплеменники побаивались мрачности высокого вождя эльфов, и лишь Халет знала, что он умеет улыбаться, правда, одними глазами. Она заметила это, когда лорд Карантир вздумал называть её Орлицей. Не при всех, конечно. Должно быть, за острый глаз на охоте и умение «клюнуть» в ответ. Халет это нравилось. Она назвала его Тёмный.
А потом он предложил им покровительство и союз. «Оставить временный лагерь, подняться до зимы к горе Рерир. Там есть озеро и леса, много рыбы и зверья». Эти слова Халет повторила слово в слово всем собравшимся под вечер соплеменникам. Сначала люди молчали, а после начались вопросы, каждый из которых Халет ждала:
— А вдруг кто-то все же спасся, успел перейти Гелион? Как они узнают, где мы? Твой отец хотел уйти за реку. Все это знают.
— Я уверена, что мои дети ждут меня в Эстоладе, Халет. Ты же сама отправила их туда!
— Неужели ты не хочешь найти племянника? Или за нас это сделают эльфы?
— Они не станут искать наших за Гелионом.
— А я просто не хочу больше здесь оставаться. И не останусь.
И никто не желал переезжать на холодный север в тень возможной войны.
Возразить было нечем. Халет понимала всё: и надежды, и боль утрат, и гордость. Она не забыла ни о племяннике, ни о его матери. Кроме того, было и еще кое-что, невысказанное. Эльфов принимали с добром и благодарностью, как уважаемых и желанных гостей. Гостей, а не хозяев. Они не были врагами, но не стали своими. Халадины смотрели на эльфов с интересом, но сохраняли свой порядок жизни и, по-прежнему, надеялись быть хозяевами в своем доме. Оставалось лишь сказать об этом Тёмному. Не желая тянуть с ответом, Халет отправилась в его лагерь.
***
Её проводили к Тёмному незамедлительно. Он предложил ей подкрепить силы вином и сыром, пока заканчивал отдавать распоряжения на будущий день. Вместе с двумя командирами они обсуждали над картами, расстеленными на большом столе, обновление переправы Сарн Атрад. Подвернув длинный рукав, Тёмный отмечал чернилами повреждения гномьей дороги, ведущей к бродам. На предплечье Халет заметила тонкий шрам, который прежде всегда был скрыт одеждой.
Халет бывала в шатре Тёмного не раз, всё было знакомо. Просторно, без излишеств. Светильники отбрасывали яркие блики на серебряные украшения доспеха. Меч в ножнах был приставлен к загородке. За ней угадывалась походная кровать.
Халет наполнила кубок и сделала глоток. Вино пахло ягодным летом, хмельным и пронизанным светом, нездешним, потерянным. Халет нравилась его фруктовая сладость. Она перебивала горький привкус пепла, который после пожара в Загороди, казалось, будет преследовать вечно.
Остаться в Таргелионе, под покровительством сплоченных, умелых воинов более чем выгодно – Халет понимала это, но недоумевала сердцем. Предложение, столь щедрое по отношению к людям, совсем не прибыльно эльфам. Они уважали выживших халадинов как героев – в том не было сомнений. Но союзники из кучки немощных погорельцев и беглецов из лесов? Смешно. Их и народом назвать трудно. Беда и потери научили представителей разрозненных кланов думать о других, а не только о своей родне, но этого мало, чтобы собраться в войско даже для собственной защиты. Нужна общая цель, вождь, нужно желание ему доверять и подчиняться, желание вместе сражаться, в конце концов. Без всего это они не союзники, а нахлебники. Зачем это Тёмному? Из жалости?
Их оставили вдвоем. Тёмный молчал, задумавшись над картой, а Халет рассматривала его. Пожалуй, это было неприлично, зато приятно. Вино сделало её еще более дерзкой. Тёмный наверняка чувствовал чужой взгляд, но оставался невозмутимым. Вряд ли такого, как он, могла смутить хмурая смертная. Сколько раз него смотрели так, поди, не сосчитать. Что ему с того?
Насколько же он… другой. Не смертный. Что за чары в каждом из них? Смертные не двигаются так ловко. Его красота — красота пламени, оружия в бою или хищника на охоте. Его слова льются иначе: в простой речи, как в песне. Его взгляд – взгляд хмурого неба. Его шрам едва заметен острому глазу, затянувшийся почти без следа. Интересно, сколько таких еще? Так ли бесследно затягиваются раны и в его сердце? Или же наоборот – остаются навсегда. Если навсегда, то это мука, какую трудно вообразить. Вечно хранить скорбь потерь и разлук. Душа должна быть воистину огромной, чтобы вмещать накопленное за века. Бессмертные, но и их жизнь может оборвать клинок. И они остаются без отцов, братьев, без любимых…
— Что ты хочешь во мне рассмотреть, Предводительница? — Тёмный взглянул ей в глаза.
Халет подумалось, что он понимает, о чем её мысли. Догадывается.
— Ваше вино заставляет забыться. Мой взгляд оскорбляет тебя?
— Нет, раз тебе нравится то, что ты видишь.
Вот теперь она не сможет на него смотреть.
— Что ты решила, Халет?
— Мой народ уходит. Они хотят в Эстолад, как и мой отец. Там они надеются обрести новый дом, но еще больше — пропавших родичей. Кто-то мог ускользнуть, уйти за Гелион.
Он нахмурил брови. Удивился, а может и разгневался. Но гнев этот еще только закипал в сердце, как огонь в недрах далеких северных гор.
— Твой народ хочет идти за бесплотной надеждой. Что ж, я услышал тебя.
Не думала же она, что он станет уговаривать? Нет, не думала. Такие предложения делают один раз.
— И все же что решила ты?
Халет взглянула на него вопросительно.
— Я – это они. Я пойду с ними, владыка.
— Глупо. — Теперь он точно злился. Румянец вспыхнул на смуглых щеках.
Халет оскорбилась.
— Может быть, умнее оставить свой народ, родичей?! Жить чужим умом подле чьих-то ног? Я бы не стала, будь то самое могущественное создание на свете!
Пламень в его взгляде выдержать было непросто, но Халет твердо продолжила:
— Когда-то и ты пожелал найти то, чего не осталось в родных краях. Таргелион был мне домом. Твои леса вырастили и выучили нас, давали кров и пищу. Но дом опустел и умер. Свет в его лесах померк от скорби. Нет такой силы, что возродила бы его. Мы искали мира, мы не хотим воевать. Тень твоих гор — это тень войны. Мы лишь горстка детей, женщин и калек. Потребуются годы и люди, чтобы восполнить всех, кто мог держать оружие.
— Годы не помеха, Халет! Здесь мир увидят ваши потомки.
— Ты обещаешь мир, но ждешь войны! Никто из нас не желает её ни внукам, ни правнукам.
— Война не спрашивает, ждут её или нет! Она просто приходит, Халет. Я и мои братья держим мир! Не одно столетие! Если война придет в мои земли, она придет повсюду. И ты не спрячешься от неё!
— Да, и тогда мы будем защищать свой дом! Так же, как ты свой, владыка! — Халет чувствовала досаду. Но чего-то подобного она ждала. Тёмный… упрямый гордец! И она не лучше!
— Вам в одиночку не выстоять! — он приблизился, возвысившись над ней.
— Но мы выстояли! – вскинув голову, Халет с вызовом посмотрела ему лицо.
Совесть тут же кольнула. Глаза эльфа потемнели, как грозовое небо. Если бы ему захотелось прибить её за такие слова – она бы не удивилась. Она бы и сама себя прибила.
— Прости, лорд Карантир. Я помню, чем тебе обязана, — эти слова дались нелегко, но она справилась. Ни к чему им ссориться. Время мелочной заносчивости прошло. Халет отступила, оперлась на высокую – под эльфийский рост – столешницу, взглянула на очертания земель, рек, долин, гор на картах. Таргелион, Эстолад, эльфийские крепости, дороги. Почти весь край Запада. Выбирай куда идти. Куда глаза глядят? Только смотреть хотелось не на земли, а на их хозяина.
— Я считал, ты умнее и зорче многих! – произнес у неё за спиной Тёмный со злой досадой. — Останься! Разве ты не видишь?..
У Халет упало сердце. Она сжала кулаки, чтобы не выдать, что пальцы задрожали. Прошло некоторое время, прежде чем хватило духа обернуться. Тёмный смотрел на неё, ожидая, предупреждая от поспешного ответа. Халет думала, что выдержит любой взгляд, но этого не смогла. Она видела... всё видела. Но зоркость должна быть осторожной. Какой бы дурой Халет оказалась, даже предположив такое! Но кто посмеет отрицать теперь очевидное, глядя ему в глаза.
— Зоркость — моё оружие, — сказала Халет. — Она не раз спасала меня от бед.
— Тогда не смотри на Таргелион, посмотри на меня. Владения и титулы канут в небытие. Я сын Феанора, в душе моей неугасима ненависть к Врагу, а сердце принадлежит тебе. Это вечно. Это всё, что у меня есть! – он приблизился, и его руки опустились ей на плечи. — Взгляни на меня ласково, не отталкивай. Останься!
— Опасные слова, Тёмный. Для меня и для тебя.
— Не самые опасные из тех, что уже произносил, – он точно не преувеличивал. — Я знаю цену словам, Орлица. Не бросаю их на ветер.
Он ждал.
— Я верю, это так.
Какой же он высокий! Встав на цыпочки, и то не дотянешься. Темный смёл на пол карты и, обхватив Халет за талию, усадил на стол. Теперь они стали почти одного роста и ближе, чем можно было бы представить в самом смелом мечтании.
— Останься, – вновь потребовал он. Губы Халет ощутили его дыхание. Сердце ухало в груди, сбивая дыхание. Халет обняла его, уткнулась в шею, зарылась пальцами в длинные пряди волос. Тут же почувствовала крепкие объятия. Поймал. Не отпустит. Она привыкла быть сильной и свободной, как неприрученная хищная птица. Халет не думала о замужестве. Желающие продолжить род людей, по счастью, найдутся и без неё. Тёмный укротил её свободолюбие. Халет дивилась себе. Эльф опутал её невидимой сетью, и не было ни сил, ни желания тому воспротивился. Тёмный гладил её волосы, и Халет поняла, что не заметила, как он распустил её косу.
— Хотела бы остаться, — шепнула она ему на ухо, — но я дочь своего отца. Пока мы существуем как народ, потери в Загороди не напрасны. Мои отец и брат. Погибшие живы в нашей памяти, в памяти наших детей. Твари врага почти истребили нас. Нужно время и твердая рука, чтобы сплотиться и не повторить этой ошибки. Твердая рука своего, не чужака.
Халет отстранилась и взглянула на Тёмного, пытаясь понять, не оскорбили ли его эти слова.
— Что в моих силах, я для тебя сделаю, — пообещала она. — Приду, коли позовешь, но не предам мой народ. А мой народ уходит.
Тёмный хмурился, но молчал. Наконец вместо ответа снял с мизинца перстень, и, взяв Халет за руку, надел кольцо ей. Пришлось как раз на указательный палец. Халет смотрела непонимающе.
— Что это?
— Знак уважения и равенства. Ты отказалась от союза народов, но брачный союз принять можешь.
— Нет! Жены моего народа идут за мужьями. А я не могу! — Халет торопливо покачала головой. Она дернулась, пытаясь высвободиться, но Тёмный удержал её за запястье и, если бы не кожаный наруч, то красоваться ей с синяками!
— Жены моего народа идут, куда пожелают! — он отпустил её. — Когда твои слова правда – оставь его.
Его мрачный взгляд выражал, как много он хотел бы сейчас объяснить. Должно быть, рассказать, когда мужи его народа дарят такие кольца. Должно быть, это были бы прекрасные слова. Слова на языке, которого она бы не поняла. Халет оставила кольцо.
— Мне нечего дать в ответ.
— Ты станешь моим даром, Орлица. Я возьму только тебя.
— Пусть так. Я буду твоим даром.
Халадины не приняли власти Таргелиона. Но дочь Халдада может любить сына Феанора.
Поцелуй был неловким, жадным и долгожданным. Халет запомнила горячие губы, горячее сбивающееся дыхание и собственное смятение перед силой и страстью Тёмного. Может, ему не достало времени на дев в холодных скалах, а может, у них совсем все иначе. Кто их знает? Сейчас об этом думать незачем.
По телу пробегал то озноб, то жар. Сердце стучало до боли. Пальцы вцеплялись за расшитый ворот эльфийской рубахи, натыкались на мелкие пуговицы и петли. Ах, чтоб его! Пусть сам разбирается! Халет взялась выпутываться из собственного кушака и теплой туники, надетой поверх рубашки и штанов. Ремешки, пряжки, завязки. На ней оказалось куда больше одежды, чем на Тёмном. Рубашка была на запах, вышитая, с потайной застёжкой на боку. Рукава утягивали наручи. Захотелось, видишь ли, приодеться перед важным разговором! Халет уже коснулась крючков, когда Тёмный решил быстрее. Рванул ткань, с треском лопнувших ниток обнажая Халет до пояса, а после и ниже пояса. Она лишь выдохнула. В серых глазах читалось желание сродни жажде лишенного воды. Тёмный склонился, понуждая откинуться на спину. Халет придвинулась ближе к нему, под него.
Ей запомнились все детали: запах, тяжесть и гибкость тела, торопливые поцелуи, еще один едва заметный тонкий шрам у Тёмного под ключицей. Всё, от прохладного дуновения вечернего ветра на влажной коже, до ощущения глубокого, болезненного, но сладостного проникновения, заставившего, выгнуться и порывисто втянуть воздух.
После стола они добрались до более удобной и скрытой от посторонних глаз кровати. Оторваться друг от друга смогли лишь под утро.
***
— Жены твоего народа в самом деле покидают мужей? – Халет взглянула на Тёмного, потуже затягивая на себе кушаком одну из его рубашек. Штаны тоже были из эльфийских запасов. Все слишком велико для неё. Халет пришлось несколько раз подвернуть штанины и рукава.
— Если это позволяет их совесть. – Тёмный провел по волосам рукой, приглаживая растрепавшиеся пряди. Он успел одеться быстрее. — Привязанность сердца – не привязь, Орлица. Потому её нельзя оборвать.
— Не ценят они время, что им дано, — Халет хмыкнула и задумчиво коснулась кольца на указательном пальце. Она никого не обманула и ни о чем не жалела.
— Ты знаешь цену времени. Распорядись им правильно, — Тёмный взглянул на неё с едва уловимой теплотой, улыбнувшись одними глазами. Халет ответила тем же. Когда только успела перенять его привычку?
Она никому не собиралась объяснять, почему провела ночь у эльфов и пришла в их одежде. Это только её дело. Но все же следовало вернуться, пока никто не вздумал её искать.
— Я не изменю своего решения, ты знаешь, Тёмный. Но придется сделать запасы, дождаться тепла, тракт станет пригоден для пути не раньше весны, — размышляла она вслух. — С этим никто не поспорит.
— Я знаю, что и Эстолад не так уж далеко, – отозвался он.
3. По праву мужей
Толкин обзорам
Глава о том, как собравшись уходить, Халет ушла не так уж далеко. Огромное спасибо моей дорогой бете essilt за то, что все же допинала меня продолжить эту историю, а потом терпеливо вычитывала и помогала советами! Благодаря чему муза взялась за ум и выдала продолжение, а герои добрались до стола! ))) Начало здесь. Выдать лаечку здесь. 2. Она была охотницей
Голод, потери и ожидание смерти истощили силы, но спасение не дало утешения. Наспех возведенный лагерь халадинов казался селением живых призраков. Каждый это знал, и каждый понимал причины. Горе подкралось на мягких лапах и вонзило когти в сердце, выждав, когда утихнет боль телесных ран и разрешатся самые важные заботы. Скорбь стала знакома всем. Она заставляла соплеменников Халет сжимать зубы, прятать слезы и с усердием погружаться в рутинные дела.
Скорби оказалось слишком много. Она сжимала Халет горло, не давая высказывать слова утешения другим, не позволяя излить собственное горе в погребальных песнях. Скорбь нельзя было ни заесть, ни запить, ни развлечь разговорами, ни забыть в делах. Скорбь жила рядом, просыпалась с первыми лучами одинокого утра и молчала в ночной тишине. После битвы у Загороди всё утратило привычные смыслы. Халет пыталась найти другие, как опору и источник сил, но не получалось. Она не узнавала родной Таргелион. Могучие сосны, тропы, поляны и лесные прогалины выглядели так же, но всё было не то и не так.
читать дальшеКогда смерть дышала в лицо, ужас не чувствовался. Нельзя было представить, как обрывается собственная жизнь. В бою не хватало времени ни для страха, ни для отчаяния, только для желания выжить. Выжить удалось, но жизнь оборвалась. Халет несло в неизвестность, как паутину по ветру, с болью привязанностей, тянущихся в пустоту. Она понимала, однажды все начнется заново. Всё будет другое, и она сама станет другой. Но в ином месте, с незнакомыми людьми, неизвестно когда.
Теперь оставалось лишь ждать, когда уйдет в прошлое всё, что казалось вечным. Нужно было терпеть, пока не утихнет тоска от мысли, что более не услышать любимой отцовской байки про золоторогого оленя. Прежде Халет казалось, что она выучила эту историю наизусть, а сейчас жалела, что не может вспомнить всех подробностей. Нужно было изжить неизменное после каждой охоты желание похвастать дичью перед братом. Нужно было разучиться подбирать для племянника красивые камешки и ракушки. Нужно было придумать, чем заняться вместо заготовки кожи для мужских сапог, и проститься с мыслью о том, как выучиться приручать ловчих птиц. Нужно было вытравить ожидание, что отец вернется с охоты и его тяжелая, мозолистая ладонь привычно ляжет на плечо. Не доведется больше услышать, как брат дразнит её эльфовой невестой за нежелание выходить замуж. Не с кем оттачивать остроты. Не с кем соревноваться в стрельбе. Некому штопать рубашки. Не на кого сердиться, не на кого надеяться. Нужно полагаться лишь на себя. Нужно перестать тосковать, потому что окончания разлуки не дождаться. Нужно смириться…
Халдад учил дочь охотиться и различать следы зверей, но, глядя на отца, она переняла его твердость и решительность, желание добиться своего. Соплеменники доверились ей в бою, а эльфы Таргелиона выражали почтение. Теперь её называли Предводительницей Халет. Так тому и быть.
Со дня падения Загороди минуло достаточно дней. Ранение Халет почти зажило, да и остальные халадины быстро шли на поправку. Благодаря помощи эльфов, маленький лагерь людей был отстроен и обжит. Предводительница дивилась сплоченности и искусности этого народа в любом деле. В том крылась сила большая, нежели в умении владеть оружием. Эльфы уважали чужой уклад, но охотно помогали и делились знаниями. Некоторые заинтересовались языком халадинов и удивительно скоро переняли целые фразы.
Лорд Карантир давно мог уехать в свою цитадель на севере, перепоручив заботы о людях кому-то из приближенных, как только начали возводить лагерь для людей. Но он не уехал. Пока шло строительство, владыка Таргелиона во главе небольшого отряда отправлялся искать раненых и выживших в лесах. Его вылазки увенчались успехом. С десяток полуживых беглецов-одиночек эльфы привезли в лагерь людей, но скоро стало очевидно, что по эту сторону Гелиона спасать больше некого. Затем лорд Карантир тоже пожелал учиться языку халадинов. И, наверное, поэтому каждый день отправлялся поохотиться вместе с Халет.
Ей это не мешало. Ученик оказался сметливый. Хлопот никаких, да и дичи в два раза больше. Лорд Карантир внимательно вслушивался в звуки чужой речи, старательно повторял названия птиц, зверей, вещей. Запоминал. Нож, ремень, колчан, плечо. Стрела, рука, запястье… губы, глаза...
Скоро они могли говорить свободнее. Речи лорда Таргелиона оставались немногословны, но вспыхивали искрами затаившегося в глубине души пламени. Он приходил, и тоска отступала перед ним. Он учился у Халет, а Халет училась у него, отдавая должное снисходительным поправкам, когда невольно коверкала слова, как оказалось, чуждого и для него синдарина. Лорду Карантиру же произношение нового языка давалось с музыкальной точностью.
Уроки становились продолжительнее. Обычно лорд Карантир провожал Халет вдоль реки до самого лагеря, но порой зазывал к эльфам, что обосновались поодаль от людей у каменных бродов Гелиона. Предлагал посмотреть карты, выбрать оружие, лошадей или собак. Он задавал много вопросов: давно ли халадины в Таргелионе? Много ли было защитников Загороди? Часто ли их вожди женщины? Кто учил её сражаться?
Халет тоже хотелось узнать многое. Как далеко крепость Рерир? Почему эльфы живут в горах? Каков он, всем ненавистный Враг? А много ли эльфов в других землях? Дружественны ли они людям? Далеко ли на Запад заезжал сам лорд Карантир? Какие там земли?
Он старался отвечать на новом для себя языке. Сбиваясь, хмурился, но упрямо добивался своего. Слушая и наблюдая, Халет отметила, что братья лорда Таргелиона обосновались в своих крепостях по двое, а он выбрал житьё в одиночку. Что и говорить, резкий неуживчивый нрав сквозил в каждом его движении, но Халет чувствовала схожесть своего сиротства и его одиночества. Её соплеменники побаивались мрачности высокого вождя эльфов, и лишь Халет знала, что он умеет улыбаться, правда, одними глазами. Она заметила это, когда лорд Карантир вздумал называть её Орлицей. Не при всех, конечно. Должно быть, за острый глаз на охоте и умение «клюнуть» в ответ. Халет это нравилось. Она назвала его Тёмный.
А потом он предложил им покровительство и союз. «Оставить временный лагерь, подняться до зимы к горе Рерир. Там есть озеро и леса, много рыбы и зверья». Эти слова Халет повторила слово в слово всем собравшимся под вечер соплеменникам. Сначала люди молчали, а после начались вопросы, каждый из которых Халет ждала:
— А вдруг кто-то все же спасся, успел перейти Гелион? Как они узнают, где мы? Твой отец хотел уйти за реку. Все это знают.
— Я уверена, что мои дети ждут меня в Эстоладе, Халет. Ты же сама отправила их туда!
— Неужели ты не хочешь найти племянника? Или за нас это сделают эльфы?
— Они не станут искать наших за Гелионом.
— А я просто не хочу больше здесь оставаться. И не останусь.
И никто не желал переезжать на холодный север в тень возможной войны.
Возразить было нечем. Халет понимала всё: и надежды, и боль утрат, и гордость. Она не забыла ни о племяннике, ни о его матери. Кроме того, было и еще кое-что, невысказанное. Эльфов принимали с добром и благодарностью, как уважаемых и желанных гостей. Гостей, а не хозяев. Они не были врагами, но не стали своими. Халадины смотрели на эльфов с интересом, но сохраняли свой порядок жизни и, по-прежнему, надеялись быть хозяевами в своем доме. Оставалось лишь сказать об этом Тёмному. Не желая тянуть с ответом, Халет отправилась в его лагерь.
***
Её проводили к Тёмному незамедлительно. Он предложил ей подкрепить силы вином и сыром, пока заканчивал отдавать распоряжения на будущий день. Вместе с двумя командирами они обсуждали над картами, расстеленными на большом столе, обновление переправы Сарн Атрад. Подвернув длинный рукав, Тёмный отмечал чернилами повреждения гномьей дороги, ведущей к бродам. На предплечье Халет заметила тонкий шрам, который прежде всегда был скрыт одеждой.
Халет бывала в шатре Тёмного не раз, всё было знакомо. Просторно, без излишеств. Светильники отбрасывали яркие блики на серебряные украшения доспеха. Меч в ножнах был приставлен к загородке. За ней угадывалась походная кровать.
Халет наполнила кубок и сделала глоток. Вино пахло ягодным летом, хмельным и пронизанным светом, нездешним, потерянным. Халет нравилась его фруктовая сладость. Она перебивала горький привкус пепла, который после пожара в Загороди, казалось, будет преследовать вечно.
Остаться в Таргелионе, под покровительством сплоченных, умелых воинов более чем выгодно – Халет понимала это, но недоумевала сердцем. Предложение, столь щедрое по отношению к людям, совсем не прибыльно эльфам. Они уважали выживших халадинов как героев – в том не было сомнений. Но союзники из кучки немощных погорельцев и беглецов из лесов? Смешно. Их и народом назвать трудно. Беда и потери научили представителей разрозненных кланов думать о других, а не только о своей родне, но этого мало, чтобы собраться в войско даже для собственной защиты. Нужна общая цель, вождь, нужно желание ему доверять и подчиняться, желание вместе сражаться, в конце концов. Без всего это они не союзники, а нахлебники. Зачем это Тёмному? Из жалости?
Их оставили вдвоем. Тёмный молчал, задумавшись над картой, а Халет рассматривала его. Пожалуй, это было неприлично, зато приятно. Вино сделало её еще более дерзкой. Тёмный наверняка чувствовал чужой взгляд, но оставался невозмутимым. Вряд ли такого, как он, могла смутить хмурая смертная. Сколько раз него смотрели так, поди, не сосчитать. Что ему с того?
Насколько же он… другой. Не смертный. Что за чары в каждом из них? Смертные не двигаются так ловко. Его красота — красота пламени, оружия в бою или хищника на охоте. Его слова льются иначе: в простой речи, как в песне. Его взгляд – взгляд хмурого неба. Его шрам едва заметен острому глазу, затянувшийся почти без следа. Интересно, сколько таких еще? Так ли бесследно затягиваются раны и в его сердце? Или же наоборот – остаются навсегда. Если навсегда, то это мука, какую трудно вообразить. Вечно хранить скорбь потерь и разлук. Душа должна быть воистину огромной, чтобы вмещать накопленное за века. Бессмертные, но и их жизнь может оборвать клинок. И они остаются без отцов, братьев, без любимых…
— Что ты хочешь во мне рассмотреть, Предводительница? — Тёмный взглянул ей в глаза.
Халет подумалось, что он понимает, о чем её мысли. Догадывается.
— Ваше вино заставляет забыться. Мой взгляд оскорбляет тебя?
— Нет, раз тебе нравится то, что ты видишь.
Вот теперь она не сможет на него смотреть.
— Что ты решила, Халет?
— Мой народ уходит. Они хотят в Эстолад, как и мой отец. Там они надеются обрести новый дом, но еще больше — пропавших родичей. Кто-то мог ускользнуть, уйти за Гелион.
Он нахмурил брови. Удивился, а может и разгневался. Но гнев этот еще только закипал в сердце, как огонь в недрах далеких северных гор.
— Твой народ хочет идти за бесплотной надеждой. Что ж, я услышал тебя.
Не думала же она, что он станет уговаривать? Нет, не думала. Такие предложения делают один раз.
— И все же что решила ты?
Халет взглянула на него вопросительно.
— Я – это они. Я пойду с ними, владыка.
— Глупо. — Теперь он точно злился. Румянец вспыхнул на смуглых щеках.
Халет оскорбилась.
— Может быть, умнее оставить свой народ, родичей?! Жить чужим умом подле чьих-то ног? Я бы не стала, будь то самое могущественное создание на свете!
Пламень в его взгляде выдержать было непросто, но Халет твердо продолжила:
— Когда-то и ты пожелал найти то, чего не осталось в родных краях. Таргелион был мне домом. Твои леса вырастили и выучили нас, давали кров и пищу. Но дом опустел и умер. Свет в его лесах померк от скорби. Нет такой силы, что возродила бы его. Мы искали мира, мы не хотим воевать. Тень твоих гор — это тень войны. Мы лишь горстка детей, женщин и калек. Потребуются годы и люди, чтобы восполнить всех, кто мог держать оружие.
— Годы не помеха, Халет! Здесь мир увидят ваши потомки.
— Ты обещаешь мир, но ждешь войны! Никто из нас не желает её ни внукам, ни правнукам.
— Война не спрашивает, ждут её или нет! Она просто приходит, Халет. Я и мои братья держим мир! Не одно столетие! Если война придет в мои земли, она придет повсюду. И ты не спрячешься от неё!
— Да, и тогда мы будем защищать свой дом! Так же, как ты свой, владыка! — Халет чувствовала досаду. Но чего-то подобного она ждала. Тёмный… упрямый гордец! И она не лучше!
— Вам в одиночку не выстоять! — он приблизился, возвысившись над ней.
— Но мы выстояли! – вскинув голову, Халет с вызовом посмотрела ему лицо.
Совесть тут же кольнула. Глаза эльфа потемнели, как грозовое небо. Если бы ему захотелось прибить её за такие слова – она бы не удивилась. Она бы и сама себя прибила.
— Прости, лорд Карантир. Я помню, чем тебе обязана, — эти слова дались нелегко, но она справилась. Ни к чему им ссориться. Время мелочной заносчивости прошло. Халет отступила, оперлась на высокую – под эльфийский рост – столешницу, взглянула на очертания земель, рек, долин, гор на картах. Таргелион, Эстолад, эльфийские крепости, дороги. Почти весь край Запада. Выбирай куда идти. Куда глаза глядят? Только смотреть хотелось не на земли, а на их хозяина.
— Я считал, ты умнее и зорче многих! – произнес у неё за спиной Тёмный со злой досадой. — Останься! Разве ты не видишь?..
У Халет упало сердце. Она сжала кулаки, чтобы не выдать, что пальцы задрожали. Прошло некоторое время, прежде чем хватило духа обернуться. Тёмный смотрел на неё, ожидая, предупреждая от поспешного ответа. Халет думала, что выдержит любой взгляд, но этого не смогла. Она видела... всё видела. Но зоркость должна быть осторожной. Какой бы дурой Халет оказалась, даже предположив такое! Но кто посмеет отрицать теперь очевидное, глядя ему в глаза.
— Зоркость — моё оружие, — сказала Халет. — Она не раз спасала меня от бед.
— Тогда не смотри на Таргелион, посмотри на меня. Владения и титулы канут в небытие. Я сын Феанора, в душе моей неугасима ненависть к Врагу, а сердце принадлежит тебе. Это вечно. Это всё, что у меня есть! – он приблизился, и его руки опустились ей на плечи. — Взгляни на меня ласково, не отталкивай. Останься!
— Опасные слова, Тёмный. Для меня и для тебя.
— Не самые опасные из тех, что уже произносил, – он точно не преувеличивал. — Я знаю цену словам, Орлица. Не бросаю их на ветер.
Он ждал.
— Я верю, это так.
Какой же он высокий! Встав на цыпочки, и то не дотянешься. Темный смёл на пол карты и, обхватив Халет за талию, усадил на стол. Теперь они стали почти одного роста и ближе, чем можно было бы представить в самом смелом мечтании.
— Останься, – вновь потребовал он. Губы Халет ощутили его дыхание. Сердце ухало в груди, сбивая дыхание. Халет обняла его, уткнулась в шею, зарылась пальцами в длинные пряди волос. Тут же почувствовала крепкие объятия. Поймал. Не отпустит. Она привыкла быть сильной и свободной, как неприрученная хищная птица. Халет не думала о замужестве. Желающие продолжить род людей, по счастью, найдутся и без неё. Тёмный укротил её свободолюбие. Халет дивилась себе. Эльф опутал её невидимой сетью, и не было ни сил, ни желания тому воспротивился. Тёмный гладил её волосы, и Халет поняла, что не заметила, как он распустил её косу.
— Хотела бы остаться, — шепнула она ему на ухо, — но я дочь своего отца. Пока мы существуем как народ, потери в Загороди не напрасны. Мои отец и брат. Погибшие живы в нашей памяти, в памяти наших детей. Твари врага почти истребили нас. Нужно время и твердая рука, чтобы сплотиться и не повторить этой ошибки. Твердая рука своего, не чужака.
Халет отстранилась и взглянула на Тёмного, пытаясь понять, не оскорбили ли его эти слова.
— Что в моих силах, я для тебя сделаю, — пообещала она. — Приду, коли позовешь, но не предам мой народ. А мой народ уходит.
Тёмный хмурился, но молчал. Наконец вместо ответа снял с мизинца перстень, и, взяв Халет за руку, надел кольцо ей. Пришлось как раз на указательный палец. Халет смотрела непонимающе.
— Что это?
— Знак уважения и равенства. Ты отказалась от союза народов, но брачный союз принять можешь.
— Нет! Жены моего народа идут за мужьями. А я не могу! — Халет торопливо покачала головой. Она дернулась, пытаясь высвободиться, но Тёмный удержал её за запястье и, если бы не кожаный наруч, то красоваться ей с синяками!
— Жены моего народа идут, куда пожелают! — он отпустил её. — Когда твои слова правда – оставь его.
Его мрачный взгляд выражал, как много он хотел бы сейчас объяснить. Должно быть, рассказать, когда мужи его народа дарят такие кольца. Должно быть, это были бы прекрасные слова. Слова на языке, которого она бы не поняла. Халет оставила кольцо.
— Мне нечего дать в ответ.
— Ты станешь моим даром, Орлица. Я возьму только тебя.
— Пусть так. Я буду твоим даром.
Халадины не приняли власти Таргелиона. Но дочь Халдада может любить сына Феанора.
Поцелуй был неловким, жадным и долгожданным. Халет запомнила горячие губы, горячее сбивающееся дыхание и собственное смятение перед силой и страстью Тёмного. Может, ему не достало времени на дев в холодных скалах, а может, у них совсем все иначе. Кто их знает? Сейчас об этом думать незачем.
По телу пробегал то озноб, то жар. Сердце стучало до боли. Пальцы вцеплялись за расшитый ворот эльфийской рубахи, натыкались на мелкие пуговицы и петли. Ах, чтоб его! Пусть сам разбирается! Халет взялась выпутываться из собственного кушака и теплой туники, надетой поверх рубашки и штанов. Ремешки, пряжки, завязки. На ней оказалось куда больше одежды, чем на Тёмном. Рубашка была на запах, вышитая, с потайной застёжкой на боку. Рукава утягивали наручи. Захотелось, видишь ли, приодеться перед важным разговором! Халет уже коснулась крючков, когда Тёмный решил быстрее. Рванул ткань, с треском лопнувших ниток обнажая Халет до пояса, а после и ниже пояса. Она лишь выдохнула. В серых глазах читалось желание сродни жажде лишенного воды. Тёмный склонился, понуждая откинуться на спину. Халет придвинулась ближе к нему, под него.
Ей запомнились все детали: запах, тяжесть и гибкость тела, торопливые поцелуи, еще один едва заметный тонкий шрам у Тёмного под ключицей. Всё, от прохладного дуновения вечернего ветра на влажной коже, до ощущения глубокого, болезненного, но сладостного проникновения, заставившего, выгнуться и порывисто втянуть воздух.
После стола они добрались до более удобной и скрытой от посторонних глаз кровати. Оторваться друг от друга смогли лишь под утро.
***
— Жены твоего народа в самом деле покидают мужей? – Халет взглянула на Тёмного, потуже затягивая на себе кушаком одну из его рубашек. Штаны тоже были из эльфийских запасов. Все слишком велико для неё. Халет пришлось несколько раз подвернуть штанины и рукава.
— Если это позволяет их совесть. – Тёмный провел по волосам рукой, приглаживая растрепавшиеся пряди. Он успел одеться быстрее. — Привязанность сердца – не привязь, Орлица. Потому её нельзя оборвать.
— Не ценят они время, что им дано, — Халет хмыкнула и задумчиво коснулась кольца на указательном пальце. Она никого не обманула и ни о чем не жалела.
— Ты знаешь цену времени. Распорядись им правильно, — Тёмный взглянул на неё с едва уловимой теплотой, улыбнувшись одними глазами. Халет ответила тем же. Когда только успела перенять его привычку?
Она никому не собиралась объяснять, почему провела ночь у эльфов и пришла в их одежде. Это только её дело. Но все же следовало вернуться, пока никто не вздумал её искать.
— Я не изменю своего решения, ты знаешь, Тёмный. Но придется сделать запасы, дождаться тепла, тракт станет пригоден для пути не раньше весны, — размышляла она вслух. — С этим никто не поспорит.
— Я знаю, что и Эстолад не так уж далеко, – отозвался он.
3. По праву мужей
Толкин обзорам
@темы: Толкин, фанфики, Орлица Таргелиона
-
-
05.02.2017 в 22:22-
-
05.02.2017 в 23:59-
-
06.02.2017 в 00:27Anihir,
-
-
06.02.2017 в 00:32-
-
06.02.2017 в 00:37-
-
06.02.2017 в 00:48-
-
06.02.2017 в 01:29-
-
06.02.2017 в 09:10-
-
06.02.2017 в 10:52Di_Teu, надеюсь, что после освежения в памяти не разочарует
-
-
10.08.2017 в 23:53А я как раз нашла этот фанфик только сейчас, так что мне повезло прочесть сразу три части.
-
-
11.08.2017 в 13:58-
-
11.08.2017 в 19:31kxena, думаю, что точно нет.
читать дальше