Сказочница и исследователь
Итак, автор нашел в себе силы начать деанониться по "Последнему Испытанию". Здесь будет сразу две работы
Ибо одна была фактически иллюстрацией ко второй
Лаечку можно выдать на фикбуке.
Жажда Бездны
Автор: kxena
Бета: essilt и WTF Poslednee Ispytanie 2018
Размер: миди, 5691 слов
Пейринг/Персонажи: Рейстлин/Крисания, Рейстлин/Такхизис, Карамон, минотавр, Паладайн
Категория: гет
Жанр: AU, драма
Рейтинг: R
Предупреждения: сомнительное согласие, сожжение заживо, тяжкие телесные повреждения, попытка изнасилования.
Краткое содержание: Такхизис решает не вмешиваться в свидание Рейстлина и Крисании. Рейстлин поддаётся искушению, ведь отказаться от того, что испробовано, проще. Крисания оказывается в самом страшном своем кошмаре, Такхизис жаждет отомстить предателю, а Паладайн намеревается спасти мир.
Примечание: Автор руководствуется реалиями мюзикла, что до перехода на тёмную сторону Рейстлин служил Свету и носил белую мантию. Ария «Соблазнение» — приворотное заклятие. Магическое зрение Рейстлина — «дар» Такхизис и символ его присяги. События под Заманом и в Истаре происходят в настоящем, женщина-гном Бупу была встречена в Замане. Из внешних особенностей Рейстлина оставлена седина и жёлтые глаза.
1. Великая цель
«Когда просишь из любви, Паладайн слышит. О тебе мог просить кто-то другой…»
Голос Крисании смолк в памяти. Рейстлин сжал кулаки.
«Мне не нужна помощь твоего бога! Кто бы вздумал решать за меня? Кто бы посмел? Мне это не нужно. Я дошёл сюда сам, увлёк следом тебя, Посвященная, привёл армию. Я никому не должен. И кто теперь заступит мне дорогу? Осталось немного, чтобы получить всё, чего я пожелаю. Даже если я пожелаю тебя, Посвященная!»

kxena - Великая цель
читать дальшеНебо над Заманом заволокло сизыми облаками, поглотившими закат. В сумерках на стенах крепости-горы вспыхивали дозорные огни. Рейстлин смотрел на её мрачную громаду. Магическое зрение давало возможность явственно видеть то, о чем не могли знать ни осаждающие, ни осаждённые. Время Замана истекло. Завтра на нижнем ярусе вспыхнет пожар, а на верхнем побеждённые будут бросаться на скалы. Гномы сами откроют ворота, спасаясь бегством, но лавина сойдёт по западному склону и поглотит отступающих. Рейстлин представлял грохот и крики, бессильную ярость и панику побеждённых.
Победы дались армии Карамона большими потерями. Вновь и вновь подступая под стены Замана, никто не думал, что помощь придёт от самого ничтожного и слабого существа из всех живущих. Крошка Бупу, смешная, неказистая женщина-гном, одна из спасённых Карамоном в недавно захваченных копях, поведала тайну скрытого хода в крепость. Рейстлину даже не пришлось уговаривать. Ведь её спаситель, конечно же, поможет и родичам, порабощённым в Замане. Завтра Карамон получит крепость. Он ощутил себя не деревенской пьянью, а предводителем, которому доверяют, и воспрянул духом. Кровь и битвы заставили его шевелить мозгами и сосредоточить внимание на чем-то кроме вина и здоровья драгоценного братика. Воины смотрели на Карамона, как на кумира. Он заслужил это. Рейстлин искренне не собирался красть чужую победу.
Его самого не интересовали ни слава, ни власть. Рейстлину требовалось большее, нежели подчинение безмерно любящего брата, страх противников или раболепие последователей. Он желал быть властелином бытия, изменять устройство мира, ведать его тайны и устанавливать законы. Наконец это стало осуществимо! До заманских Врат в Бездну, до битвы с богами оставался шаг.
Рейстлин уверился, что теперь даже Паладайн не сможет противостоять ему. Ведь он позволил ускользнуть из Истара! Более того, дал возможность прихватить с собой Посвящённую и способного вести за собой воина. Как ни крути, а без этих двоих подступиться к главной цели Рейстлин бы не смог, хотя и признавался в этом только себе в мыслях. Карамон отыграл свою роль. Теперь главное, чтобы Крисания не подвела и помогла открыть Врата.
За время сбора армии и пути к Заману опасности и лишения пришлось делить на троих. Это сблизило и удачно расположило к откровенным беседам. Оказалось, что Крисания и Карамон искренне сдружились ещё до путешествия в Истар. По дружбе братец успел многое разболтать, пока сопровождал жрицу в Башню Высших Магов. И про то, как Рейстлин сменил белую мантию на чёрную, и про «дар» видеть течение времени, и, конечно же, об общих военных подвигах. Карамон наверняка говорил от чистого сердца, невольно обеляя брата в глазах Крисании. Это оказалось кстати. Не хватало капли сочувствия, чтобы ловушка захлопнулась.
В Крисании не осталось прежней надменной девицы из Храма, решившей нести Свет в тёмные души. Гибель Истара испепелила её самоуверенность. Рейстлин знал как никто: разрушение иллюзий обращает людей в циников или фанатиков. Крисания вопреки этому стала смиренной. Она оказалась обездоленной и гонимой, слишком наивной и беззащитной перед жестокостью жизни, но крепилась и не опускала рук. Ей удавалось держаться с достоинством, быть полезной и не терять присутствия духа. Пожалуй, это заслуживало уважения. Рейстлин давно привык к её присутствию и ненавязчивой помощи. Рядом с Крисанией кошмары во снах отступали. Привычный кашель почти прошел. Можно было вздохнуть свободно.
Крисания утратила веру в свою цель, но уважала мага за то, что он остался предан своей. Рейстлин рассказывал о себе осторожно, заставляя задавать вопросы, вызывая интерес выверенными фразами. Сочувствие и расположение должны были стать его союзниками, опутать её разум, заставить идти следом. Но несмотря на растущее доверие и взаимное согласие, Крисания упрямо пыталась убедить Рейстлина, что люди относятся к нему лучше, чем он думает. А ещё не переставала упрекать за несправедливость к Карамону. Её старания успеха не имели. Рейстлин давно не верил в доброе отношение людей, а заступничество Крисании за брата раздражало ещё больше, чем сам брат. В помощи Карамона виделась лишь унизительная жалость и снисходительность сильного. Теперь слабые родственные чувства отравляла ещё и… ревность.
Под Заманом Крисания поселилась в шатре Карамона. Так было безопаснее для неё во всех смыслах. Сначала Рейстлину нравилось, что у брата появилась возможность заботиться о ком-то ещё. Однако маг не учел, что благородный до глупости Карамон не раз забывал про всё, заметив смазливую мордашку. Крисания, даже исхудавшая и лишенная аристократического лоска, была красива. Карамон всё чаще бросал на неё пламенные взгляды, и всё чаще Рейстлин чувствовал глухую злость. Жрица оказалась столь слепа, что не замечала ни интереса одного, ни раздражения другого, и не оставляла попыток примирить братьев.
— Если кто-то и видит в тебе лучшее, то это Карамон, — сказала она. — Почему ты не хочешь замечать? Для него ты не ренегат. Он готов пойти за тобой даже в Бездну.
— Потому что ему стоит научиться жить самостоятельно, — огрызнулся Рейстлин, — и позволить мне уже погубить себя!
Крисания вздохнула.
— Я умею справляться сам, — маг попытался сгладить сказанное. — Единственный, кто мне сейчас действительно нужен — это ты. Ты знаешь, о чём речь.
— Я хочу помочь, но прежде желаю увериться, что поступаю правильно.
— Если Паладайн не одобряет моего замысла, то зачем оставил в живых в Истаре? Если мы творим зло, то разве не заслужили смерти? Я, идущий во Тьму, ты, следующая за мной? Или он хочет, чтобы ты спасла мою пропащую душу? Я не просил помощи твоего бога! Он бы и не услышал.
— Это не так! — возразила горячо Крисания. — Когда просишь из любви, Паладайн слышит. О тебе мог просить кто-то другой… это значит, что кто-то любит тебя, Рейстлин. Моё присутствие — лучшее тому доказательство! — она смутилась своего пыла и двусмысленности сказанного, отвела глаза, — От тебя зависит, принять чужое заступничество или нет.
Обычно каждый оставался при своём, но в этот раз вышло иначе.
— Так кто же обо мне просил? — Рейстлин вложил в слова всю желчность, на какую был способен. — Уж не ты ли, Посвященная?
Крисания взглянула на него.
— Не я, — возразила мягко жрица, — И жалею об этом.
Она смотрела доверчиво и была так красива, что Рейстлину отчаянно, непреодолимо захотелось её поцеловать. Зло, жадно, даже если бы она сопротивлялась. Даже если бы Карамон вздумал оторвать ему за это голову…
Плотнее закутавшись в плащ, Рейстлин попытался отрешиться от мыслей о манящих розовых губах. Кто бы мог додуматься попросить за него? Карамон? Нет. Он слишком хорошо знает своего брата, чтоб поверить, будто Паладайн захочет спасти его шкуру. Потому и бережет сам. Тика? Смешно. Кендер Тассельхоф? Ещё смешнее! Хотя с него бы сталось. Рейстлин горько усмехнулся. Единственным человеком во всем мире, чью мольбу о нем услышал бы Паладайн, была Розамунд, мать, но она ушла вот Тьму, а сын, за которого она попросила бы, умер, пройдя Испытание.
Прозрачные сумерки наливались синевой. Становилось прохладно. Рейстлин возвращался в шатёр, когда заметил светлый силуэт, мелькнувший меж деревьев. Крисания! Решилась пойти к ручью, когда стемнело? Рейстлин нахмурился. Бывшие рыцари, коих в армии большинство, ещё помнят о благородстве, но среди воинов хватало и бродяг. Вспомнилось нападение шайки разбойников в дни, когда пришлось скитаться втроем. Взять с обездоленных путников было нечего. Сброд польстился на девицу и её блестящий медальон, не расценив двух сопровождающих мужчин как серьезных противников. За эту ошибку разбойники заплатили жизнью. Рейстлин поморщился, вспомнив смрад горелого мяса и крови. Крисания тогда отделалась разорванным платьем, синяками и унизительным рыданием на груди тёмного мага.
После гибели Истара, разорения и бедствий окрестных жителей жреческий статус больше не защищал. Скорее наоборот, чёрная мантия была безопаснее. После нападения Крисания всё же спрятала медальон Паладайна. Потом ей пришлось смириться, что в собранной на штурм Замана армии её считали любовницей то ли Карамона, то ли Рейстлина, то ли обоих. Отчасти это играло на руку. Пару раз Рейстлину довелось избавить Крисанию от навязчивого внимания, появившись у неё за спиной. Столь явное покровительство берегло от посягательств, но и вытравило остатки уважения. Несомненно, жрице пришлось вытерпеть немало двусмысленных шуток и алчных взглядов, делая вид, что ничего не замечает и не слышит. Она и прежде была расположена к Рейстлину, а в сложившихся обстоятельствах (и благодаря его стараниям) начала по-настоящему доверять. Вот и сейчас она вздумала уединиться у ручья неподалёку от его шатра. Не иначе рассчитывала на защиту. Даже жаль, что она не нужна.
Вожделение солдафонов к Крисании вызывало злость. Рейстлин презирал чужую похоть, но ещё больше презирал свою. Стоило признать: страсть начала преследовать его раньше. Возможно с момента, когда увидел Крисанию в свите Короля-Жреца Истара. А может после мимолетной встречи в Палантасе, о которой жрица и не вспомнит. Это случилось слишком давно, до войны с Такхизис, до отступничества и чёрной мантии, до пути к пьедесталу богов. Рейстлин признал, что пожелал Крисанию с первого взгляда и обрадовался вести, что Паладайн избрал её, как Ключ и как Искушение.
2. То, к чему ты стремился2. То, к чему ты стремился
Маг вернулся в шатёр, опустил полог, чтобы отгородиться от мира. Он налил и выпил вина, поморщившись от терпкого травяного привкуса. Гномам Замана по нраву редкостная дрянь, зато она прочищает мозги. Мысли о Крисании лишали покоя, а подспудная благодарность за её заботу и терпение крепла с каждым днем. Это беспокоило. Рейстлин желал пересилить привязанность. Нельзя поддаваться! Она сделает уязвимым и погубит так же, как погубила мать, подчинит, как подчинила Карамона. Вздохнув, маг присел на походную постель. Он закрыл глаза, пытаясь вспомнить Заман, подступы к нему и грядущую битву, но вместо этого увидел как наяву ручей и обнаженную женскую спину. В наваждениях Такхизис образы угнетали, а не влекли. Сейчас Рейстлин почувствовал, что может управлять видением, и не нашел сил, чтобы прервать его.
В мыслях он мог рассматривать, не отводя глаз. Крисания сидела у воды. Спущенное до талии платье и сорочка прикрывали её ноги и бедра. Жрица распустила длинную косу и перекинула волосы за спину. Всё выглядело так реально, что, кажется, можно протянуть руку и коснуться кожи, ощутить запах волос, шепнуть на ухо имя.
«Крисания!»
Жрица в его видении тревожно встрепенулась, прикрыла скрещёнными руками обнаженную грудь и прислушалась.
«Не бойся. Здесь никого нет. Крисания»
Она успокоилась. Зачерпнула пригоршню воды, окатила плечи и грудь, отерла ладонями. У неё прекрасное тело. Кожа гладкая и мягкая. Рейстлин забылся, протянул руку, желая коснуться. Крисания в видении прикрыла глаза. Сама скользнула ладонями от талии вверх, по бокам, груди, шее, замерла, коснувшись кончиками пальцев губ. На щеках проступил румянец. Вдруг она выдохнула, изумленно взглянула перед собой. Рейстлин знал, что кровь бросилась ей в лицо не столько от осознания бесстыдства, сколько от мысли, что так к ней могли бы прикасаться его руки!
«Да. Могли.»
Крисания закрыла лицо ладонями, тряхнула головой, отгоняя прочь навязчивые мысли.
«Подумай обо мне!»
Она торопливо натянула на плечи мокрое платье, принялась за шнуровку дрожащими руками.
«Вспомни обо мне!»
Крисания и впрямь услышала его. Она глубоко, взволнованно задышала и обхватила себя за плечи.
«Будь рядом!»
Жрица поднялась, вновь осмотрелась вокруг.
«Иди ко мне, Крисания! Будь рядом со мной. Иди!»
Рейстлин заставил себя открыть глаза. Зов всё ещё звучал в его мыслях, будто тёмные чары, которые во снах тянули его в Бездну. Маг осознал, что вплел имя Крисании в заклинание, напитанное страстным желанием её появления. Когда жрица и впрямь подняла полог и вошла в шатёр, Рейстлин не удивился. Крисания остановилась, зачарованно глядя на пламя свечей. На мага она не обратила внимания, даже когда он поднялся и подошел ближе.
«Дар» Такхизис оставлял ему три мгновения на взгляд. После реальность начинала искажаться под воздействием проклятия: видеть разрушение и тлен там, где их нет. Сомнительный подарок Тёмной Госпожи в подтверждение сомнительной чести зваться её слугой. Рейстлин давно приспособился смотреть вскользь, вовремя отводить глаза и подмечать за отпущенные мгновения множество деталей. В этом были и свои преимущества. Люди считали его еще более высокомерным, чем он был на самом деле. Вряд ли Крисания догадывалась, как тщательно он запоминал каждую её черту. Пара свечей оставляла в шатре полумрак, но Рейстлину не требовалось большего. Он знал насколько лицо жрицы красиво и как соблазнительно платье облегает её стан.
В полумраке три мгновения уже можно растянуть до десятка.
Конечно, Рейстлин испытывал плотское желание не впервые. Он знал о человеческом теле достаточно, чтобы не только справляться с ранами и хворями, но и держать в узде собственные страсти. Магия давала удовольствие высшее, нежели удовлетворение похоти. Умений Рейстлина с лихвой хватило бы в два счета убедить в своей привлекательности любую из встреченных женщин, но, по мнению мага, подобное использование принижало волшебное искусство. Теперь случайность решила за него. Можно было позволить Крисании очнуться, прогнать её, но Рейстлин не хотел развеивать наваждение. На лагерь опустилась ночь. Он приложил много сил и знаний, чтобы защитить свой шатёр. Даже Такхизис в последнее время оставила его в покое. Карамон отсыпается перед грядущей битвой. Раз он не хватился своей подопечной до сих пор, то уже не станет её искать, не помешает. Никто не войдет в шатёр и не выйдет из него, пока Рейстлин сам не позволит.
«Это не привязанность, лишь жажда обладать. Разве не проще расстаться с тем, что испробовано?»
Мысль казалась убедительной. Жажду обладания можно утолить, как голод. Он не соламнийский рыцарь, чтобы играть в благородство! Рейстлин протянул руку и коснулся распущенных волос Крисании. Роскошные наряды Истара остались в прошлом, но даже в простом платье, выменянном на постоялом дворе, она по-прежнему прекрасна и желанна. Вдруг жрица приложила ладонь к его груди над часто бьющимся сердцем. Она не пыталась оттолкнуть, напротив, ласково коснулась щеки мага другой рукой. Пыталась убедиться, сон это или явь? Рейстлин накрыл ладонь, лежащую над сердцем, своей, погладил от кончиков тонких пальцев до запястья. Он с сожалением заметил, что руки Крисании огрубели со времени первой встречи в библиотеке у Астинуса. Это было не важно. Его длинные и костлявые пальцы рядом с изящно очерченной ладошкой жрицы казались по-настоящему уродливыми. Он перехватил руку Крисании, прижался щекой, а потом поцеловал. Магическая связь задрожала тронутой струной.
«Не бойся! Разве ты покинешь меня? Оставишь одного в темноте, в западне, на смерть? Иди ко мне. Будь моей. Крисания!»
Она взглянула с осознанием. Чары развеялись? Крисания не боялась и не пыталась сопротивляться. В этом доверии было нечто обличающее, и принуждать её Рейстлин уже не думал.
Он склонился и коснулся губами губ. Крисания потянулась к нему с готовностью, разделив неторопливые, изучающие поцелуи. Сначала робкие, после глубокие и продолжительные. Она положила руки ему на плечи, подставила под поцелуи шею. Потом позволила гладить спину, зарываться пальцами в волосы, распустить наспех стянутую шнуровку на платье. Ладони Крисании заскользили поверх тёмной материи его мантии, они искали застежки. Рейстлин с благодарностью принял эту попытку ответить лаской на ласку, но ему не хотелось ждать. Расшнурованное платье, а следом и сорочка осели к ногам. Крисания ахнула.
— Идем! — маг потянул её за руку к постели.
Пока Рейстлин избавлялся от собственной одежды, жрица прикрылась одеялом. Лежать вдвоем было тесно и тепло. От ощущения близости, запаха волос и кожи кружилась голова, пробирало дрожью и окатывало жаром с головы до ног. Рейстлин хотел бы увидеть Крисанию при свете и рассмотреть, не выгадывая мгновений у проклятого зрения, но приходилось наслаждаться тем, что есть. Он полагался, как прежде, не на глаза. Собрать истину можно и по крупицам. Запахи, прикосновения, интонации и чувства всегда являли более точный образ. Рейстлину понравилось угадывать тайные желания Крисании. Он смаковал каждое открытие. Жрица дрожала, но храбрилась, покорно развела колени и позволила касаться себя так, как он пожелает. Ощущение влаги и жара между её ног пьянило ещё больше, чем сладость поцелуев. Рейстлин выверял каждое движение как для магического ритуала, требующего осторожности и внимания, и был вознагражден. Крисания забыла о смущении. Она шептала нежности и ласкала в ответ, пока Рейстлин позволял дразнить себя. Когда Крисания замерла под тяжестью его тела и ахнула, ощутив в себе его плоть, он не смог сдержать стона наслаждения. Но, совладав с собой, Рейстлин приподнялся, дав возможность расслабиться им обоим, склонился и нежно поцеловал жрицу в губы, заглушая причиненную ей боль. Через миг он овладел Крисанией снова. Размеренные толчки позволили ей притерпеться и уловить ритм. Поддавшись страсти, жрица обхватила бедра мага ногами, принимая каждое проникновение. Жар, теснота и чувство единения ошеломляли. Желание заставляло Рейстлина двигаться резче, глубже, вжимать Крисанию в постель, пока с ощущением излившегося семени не нахлынула всепоглощающая истома. Он забыл обо всём, чувствуя частое биение сердца, тепло и нежность. Жаркое дыхание опаляло ему шею, ласковые руки гладили волосы.
Близость с женщиной оказалась сродни магии. Схожее торжество и счастье охватывали Рейстлина, когда сложнейшее заклинание складывалось и подчинялось воле, не убив его на месте. Возможно, что для Крисании те же ощущения были сравнимы с восторгом веры. Их первое соитие лишь притупило долго сдерживаемую жажду. Чтобы утолить её нужно было куда больше, чем одна ночь. Рейстлин не хотел гадать, чем всё кончится и что случится завтра. Больше всего он желал, чтобы Крисания насладилась этим мигом так же, как он.
После они лежали на узкой походной кровати, прижавшись друг к другу. Крисания уснула. Рейстлин в полудрёме думал о том, что теперь всё будет по-другому. Она пойдет следом, поможет открыть Врата — он не сомневался. Они встретят полчища Такхизис вместе и, возможно, победят. А после…
А после время, идущее для него слишком быстро, остановится. Добрый, преданный, навязчивый Карамон исчезнет. Не станет не только Такхизис, но и брата, Тики, Даламара. Они все умрут от старости или вместе со старым миром, а новоявленный бог в своём могуществе и бессмертии останется один. Рейстлин был уверен, что сможет создать лучший мир, но теперь осознавал и другое, очевидное, о чем не хотел думать раньше. Это будет мир абсолютного одиночества, и заплатит он за него сполна, хочет того или нет. Крисания станет лишь первой в череде грядущих жертв, когда войдет в Бездну. Раньше между целью и спасением жрицы Рейстлин без сомнений выбрал бы цель, но сейчас он колебался. Почему бы не дать Крисании шанс? Если она окажется достаточно сильной и удачливой, чтобы выжить? Если ей выпадет единственная возможность из множества? Если всё получится у него… у них! Пожалуй, он сможет взять Крисанию с собой к пьедесталу богов, вытеснив из сердца Паладайна. Да. Она привыкнет к новому богу! Он сам благословит этот союз, если понадобится. Даст ей другое имя, молодость, вечную жизнь, всё, что она пожелает. Тогда Крисания останется с ним навсегда.
Это казалось лучшим решением, принесшим успокоение. Рейстлин закрыл глаза.
3. Изида3. Изида
Здесь нет ни времени, ни солнца. Вокруг бесконечный клубящийся туман. В этот раз Она не снизошла даже до навязывания иллюзий, оставив лишь тягучую, жадную мглу. Значит, усилия напрасны. Такхизис преодолела его защиту, стоило ей пожелать, а до того просто делала вид, что отпустила. Издевательский, злой хохот оглушил его.
— И вот ты получил то, чего хотел! — когти вцепились в плечи, разорвали мантию насквозь, оцарапали кожу, но тут же отпустили. — Тебе понравилась смертная страсть, мой изменчивый друг?
Рейстлин обернулся на звук голоса, но снова упустил Её из виду.
«Змея.»
Боль ударила, затмив окружающую тьму вспышкой красного. Пощечина застала врасплох. Рейстлин пожалел, что забыл: в кошмаре Она слышит его мысли и слова.
— Не смей! Я твоя Госпожа и… благодетель, — последнее слово Такхизис пропела нежным голосом, затем новая пощечина заставила Рейстлина потерять равновесие и упасть на колено. Маг опустил голову.
— Как видишь, я преклоняю пред тобой колени! — скрыть иронию в голосе он не сумел.
— То-то же, — богиня смилостивилась, будто не заметила, что Рейстлин покорился притворно. Проклятый кошмар! В нем нет даже посоха! Такхизис, наконец, вышла из тьмы, приблизилась. Иллюзорное платье то ли из материи, то ли из дыма обвивало её стройные ноги. Соблазн и самолюбование в каждом движении. О да, ты прекрасна, Тёмная Госпожа, но есть и прекраснее.
— Ты должен отвечать, когда спрашивают, и отблагодарить меня, — её голос звучал обманчиво мягко. — Ведь это я позволила твой эксперимент. Ты так желал удовлетворить своё… — она усмехнулась. — Любопытство! Тебя влечет все загадочное и непознанное, но увидел, что женщина — это всего лишь женщина, верно? Мила на вид и приятна для прикосновений, пока молода.
Рейстлин молчал.
— Впрочем, ты и того, что есть, не можешь толком оценить. Три мгновения на взгляд, так ты рассчитал? Не правда ли забавно, как быстро святоша раздвинула под тобой ноги? Ты сопротивляешься дольше.
Такхизис снова издевательски расхохоталась. Рейстлин не смотрел на неё, изображая смирение и ненавидя всем сердцем. Длинный коготь поддел подбородок и заставил поднять голову. У богини нечеловечески идеальное тело и черты лица. Но жестокость не могла стать привлекательной, как бы ни старалась. Её суть по-прежнему змеиные глаза и драконьи когти. Рейстлин не отводил взгляда. Такхзис не знала главного секрета. «Одарив» когда-то отступника Света магическим зрением, она дала оружие против себя.
Рейстлин видел изменения во всем. Даже в ней. И на это действительно хотелось смотреть, хотя зрелище и вызывало тошноту. Сначала безупречные черты хищно заострялись, вваливались щеки, расширялись узкие змеиные зрачки. Губы приподнимались, обнажая клыки, а кожа приобретала зеленоватый оттенок. Рейстлин полагал: так выглядят усталость и гнев божества, когда сил поддерживать красоту уже не остаётся. Безупречное лицо искажалось тем временем всё больше. Правый глаз наливался кровью, потом проваливался, по щеке текла темная юшка. Клыки царапали губы, кривившиеся в немом крике гнева и боли. Руки Такхизис иссыхали. Рейстлин смотрел на раны и ожоги, покрывающие её тело, и знал, какие заклинания их нанесут. Он хорошо запомнил, куда придется последний, смертельный удар. Такхизис не знала, что противник ни разу не поддался её соблазну, не поверил посулам, обещавшим вечное блаженство и власть над миром. Он лишь терпел и набирался сил, чтобы убить Зверя.
Должно быть, он слишком торжествовал в душе, и Такхизис заметила это.
— Какой взгляд! — богиня с интересом склонила голову.
— Я восхищен тем, что вижу, — Рейстлин не лгал.
Такхизис ухватила за капюшон мантии, заставила его подняться на ноги, прильнула всем телом, проворно скользнула рукой по груди и животу к паху, призывно погладила. Подобные игры с бывшим светлым магом доставляли ей особое наслаждение. Она не раз являлась ему во сне, чтобы выматывать мучительным желанием. Рейстлин творил заклинания и чертил знаки, но на утро вновь чувствовал себя униженным, просыпаясь на влажных от семени простынях. Благодаря Крисании он узнал, что значит выбрать самому. Прежде тело Рейстлина легко отзывалось на иллюзорную ласку Такхизис, но сейчас мага захлестнуло отвращение.
— Восхищен? — шепнула она на ухо. — А я не чувствую. Хм… ты меня не хочешь.
Рейстлин не мог ни отстраниться, ни оттолкнуть бесстыдно льнущую богиню, но быть её игрушкой не хотел. Если ночь, проведенная с Крисанией, стала для Света и Тьмы преступлением, то в нём не было жертвы, только сообщники. Он больше не чувствовал одиночества. Это дало возможность сопротивляться. Такхизис отступила.
— Жалкий глупец! — глаза её сверкнули злобой. — Поверил, что девчонка упала в твои объятия из любви?
Слово, которого Рейстлин всё это время избегал, хлестнуло, как кнут.
— Или забыл, что святоши, как она, упиваются только верностью Паладайну? Она вздумала, что спасает тебя и чувствует себя всемогущей. Ты её Бездна только и всего! Но тебе всё равно, не так ли? Думаешь, сострадание повышает в её глазах твою ценность как мужчины? Ха, тебе же действительно понравилось! — Она рассмеялась. — Ты размечтался, что, бросив своего бога, она научится искать защиты за твоей спиной. Поклоняться тебе, а не ему!
Рейстлин вздрогнул. Гнев Такхизис опалял, как драконье пламя. Ей не нужны были ответы ни на один вопрос, она знала всё.
— Ты ведь давно плёл сеть, представлял, как поймаешь жертву. Только, вожделея, думал совсем не о заклинаниях, чтобы держать её руки и ноги, пока задираешь ей подол. Тебе захотелось взаимности! Признайся, в мечтах, покрывая её поцелуями, ты жаждал ответной ласки. А не царапин и укусов. Ты представлял страстный шепот, слышал своё имя, а не мольбы о пощаде. Владыке мира слезы и ужас смертных дарят блаженство! Ты вздумал насладиться девчонкой, но всё, что для этого требовалось — раздавить её волю, заставить подчиниться, а не ублажать! Слабак!
Такхизис вновь отвесила пощечину и исчезла. Тьма зашелестела от взмахов крыльев незримых чудовищ, зашевелилась, оживленная гневом богини. Тьма была голодна и смотрела огням из бесконечного тумана. Она вытягивала силы, клонила к земле, уговаривала: «Полежи, отдохни, закрой глаза». Рейстлин опять пожалел о посохе. Не поддаваясь страху, маг пошел вперед наугад. Он повторял себе, что происходящее очередной кошмар. Оставалось надеться на пробуждение.
— Слабак! — раздался вслед злой окрик. Когти и клыки впивались в тело, рвали мантию.
— Рейстлин, сла-аба-ак! — повторил детский смех. В ход пошли щипки, укусы и тычки.
— Слабак, — с ноткой сожаления усмехнулся женский голос, похожий на голос Крисании.
Иллюзия. Всё иллюзия.
— Я покажу тебе настоящую силу, — издевательски обещала из темноты Такхизис. — Твоя жрица умрет в страшных муках, и ты не пропустишь ни единого её крика. Вдруг я не права, и тебе это доставит удовольствие? Но что ты будешь делать без своего Ключа, Рейстлин?
— Это лишь сон, и у тебя нет власти над Крисанией.
— Неужели? — удивилась Такхизис. — Убедив снять священный медальон, уложив в свою постель, ты дал над ней власть! Она отступница и принадлежит мне!
Сердце Рейстлина сжалось.
— Поверь, ты убедишься в этом. Тебе не вырваться, глупец! Сон бесконечен, мой Рейстлин, как и сама Бездна. И нет того, кто разбудил бы тебя.
4. Во тьме4. Во тьме
Когда Крисания открыла глаза, услышав лязг отворившейся и вновь закрытой двери, то испугалась что ослепла. Вокруг была непроницаемая, затхлая, промозглая тьма. Голова болела, ныли ушибленные при падении на каменный пол локоть и бедро. Крисания села и наугад потянулась в тёмную неизвестность.
— Кто здесь? — спросила она дрожащим голосом, угадывая вблизи движение живого существа. Оно в ответ шумно задышало, принюхиваясь, завозилось и издало оглушающий рёв. Крисания различила запах зверя, крови и пота и одернула руку. Жрица сжалась от ужаса, вспомнив произошедшее. Карамон сражался на арене Истара с минотавром. Победитель должен был получить её в награду.
На негнущихся ногах Крисания шла по арене, а зрители недавнего поединка кричали: «Шлюха колдуна!». На песке лежал израненный, но живой Карамон. Неужели Паладайн отверг её мольбы?! Разгневался за неповиновение Королю-Жрецу?! Карамон должен был победить! Но этого не произошло.
Минотавр воздел клинок к небу, а лицо Карамона исказилось от муки. Зрители на трибунах кричали и требовали добить проигравшего. Сердце Крисании сжалось от ужаса. Песок не успевал впитывать кровь, которая пульсирующими всплесками вытекала из страшных ран. Плечо Карамона было разрублено, живот распорот и внутренности обнажились. От смеси запаха фекалий и крови Крисанию мутило. Воин ещё дышал, с хрипами хватая ртом воздух, когда победитель-минотавр вонзил ему в грудь меч и провернул лезвие. Хрустнули кости. Даже от одного воспоминания об этом по телу пробегал озноб. Арена взревела, а крик и плач Крисании потонул в фанатичных призывах к очистительной мессе. Ведь зло, имеющее силу побеждать, тем более должно быть предано огню! Жрицу снова схватили. Она умоляла стражей образумиться, устрашала гневом Паладайна и даже в отчаянии звала на помощь Рейстлина, но никто не услышал. Её швырнули в тёмный подвал ждать смерти.
Крисания на ощупь, стараясь не шуметь, доползла до ближайшего угла. В тишине казалось, что чудовище слышит не только её дыхание, но и частое биение сердца. Минотавр бросился в темноте в поисках добычи, разочарованно взревел и снова замер, принюхиваясь. «О, Отец Света!..» — успела подумать Крисания. Её больно схватили, грубо подняли на ноги и прижали к стене, перехватив за горло. Лицо опалило смрадное, жаркое дыхание. Огромная ручища облапала грудь, ухватила вырез платья и рванула прочь. Ужас и отвращение заставили Крисанию отчаянно вцепиться в сжимающую горло руку, но все попытки освободиться были тщетны.
Полузадушенный крик показался бесполезным. Её никто не услышал бы сквозь толщу каменных стен.
«О Паладайн! Я умру страшной смертью. Молю! Прими её в искупление моей глупой гордыни! Прости за гибель Карамона!»
Вдруг раздался грохот. Свет выхватил из темноты каземат с низкими сводами. Минотавр закричал и отпустил свою жертву. Вонь паленой плоти и шерсти вызвал у Крисании спазм тошноты. Чудовище объяло пламя. Обезумев, живой факел бросался на стены и катался по полу. Скорчившаяся в углу Крисания зажала уши. Слышать страшный рёв, срывающийся на визг и хрипы, было невыносимо. Подобное уже случалось на её памяти с разбойниками, напавшими под Заманом.
Крисания была полумертва от страха. Ей казалось, что она сходит с ума и слышит за криком минотавра женский смех, когда тёмная фигура схватила её за руку. Жрица не узнала кто это, пока отсвет пламени не отразился в золотых радужках глаз.
— Быстрее! — не дав опомниться, Рейстлин прижал Крисанию к груди и увлек сквозь пространство подальше от мечущегося минотавра.
Вместо городской улицы или дороги они очутились в туманной мгле. Платье оказалось цело, но дрожь ужаса не проходила, и в ушах все ещё стоял крик минотавра. Только думать о себе было не время. Рейстлин упал на колени, цепляясь за посох.
— Иллюзия, всё иллюзия, — прошептал он. — Это всё Бездна.
— Рейстлин! — Крисания бросилась к нему, попыталась поддержать. — Ты ранен?
— Почти мёртв, — ответил он, поникнув головой ей на плечо.
Посох выпал из рук. Шар в драконьей лапе звонко ударился, плеснул осколками, как искрами, и погас. Удержать потерявшего сознание Рейстлина Крисании оказалось не по силам. Ей удалось уложить мага на спину. Теперь жрица заметила раны на его лице и разорванную мантию. Рука привычно потянулась к медальону Паладайна и опустилась, ощутив пустоту. Отец Добра больше не слышал молитв Крисании. Он отказался от неё так же, как отказался от Истара.
Рейстлин лежал мертвенно бледен.
— Бедный мальчик… — прошелестел за спиной женский голос. — Не дышит.
Крисанию пробрал озноб. Впервые она услышала Такхизис и осознала, что никогда не представляла её такой. Никакого драконьего рыка, ни ярости, лишь материнская забота и сочувствие.
— Верни его!
— Он вздумал тягаться со мной и получил по заслугам, — возразила из мглы богиня. — Его место в Царстве Теней!
Крисания склонилась над Рейстлином. Она понимала, что виновата перед ним. Вообразила себя спасительницей мира, а не смогла помочь даже одному человеку. Не помешала пойти на смерть, открыла Врата. Хотела побыть причастной к свержению Зла — этого ли требовал от нее Паладайн?
Крисания погладила лежащую на груди мага руку. Такхизис рассмеялась то ли над её жестом, то ли над мыслями.
— Верни ему жизнь, — потребовала Крисания во мглу. — Его жизнь и свобода в обмен на мои!
— Как скажешь, — согласилась Такхизис, и в голосе её почувствовалось торжество.
Боль пронзила и заставила согнуться пополам. Крисания зажмурилась и инстинктивно прижала ладони к груди. Слезы хлынули сами собой, ослепляя. Боль едва позволяла дышать. Рядом послышался глубокий вдох и тихий шорох.
— Крисания?
— Ты свободен, — жрица протянула на звук голоса дрожащую руку, — Она отпустила тебя. Иди на свет. Я останусь.
Крисанию грубо оттолкнули. От боли, пронзившей в ответ все тело, жрица вскрикнула и едва не лишилась чувств. Рейстлин поднялся на ноги.
— О, моя Темная Госпожа! Я доказал свою преданность, и ты приняла обещанную светлую душу! Позволь преклонить пред тобой колени, принести присягу вновь и положить к ногам мир, который ты мне обещала!
Такхизис захохотала.
— Рейстлин! — позвала Крисания, не веря тому, что слышит — что его смерть была ловушкой.
— Ты думала, что мне нужна свобода? Что твоя наивная любовь сравнится с благоволением богини? Власть имеет цену, и она стоит и любви, и свободы.
Послышались шаги. Он ушел, торжествующий и презирающий её за принесенную жертву. Крисания легла на каменистую поверхность, не в силах больше терпеть боль. Она сознавала, что предала своё предназначение, бога, погубила себя, Рейстлина, мир, и все было напрасно и бессмысленно. От этой мысли нельзя спастись, можно лишь надеяться на забвение в смерти. Крисанию чувствовала, что жизнь покидает её, сковывая тело холодом. Оставалась лишь закрыть глаза и смирится. Больно. Как же больно в груди.
5. Жертва5. Жертва
Рейстлин хотел проснуться. Он бродил в глубинах сна, встречая на пути кошмары, навеянные Такхизис, но не поддавался им. Хохочущие голосом Крисании девки, поддразнивание детей, зов матери — все стало неважно. Маг подумал, что привык к играм Тьмы с разумом, и боялся, что жрица их не выдержит. Внезапно обретенная, до глупости простая цель отрезвляла и помогала как никогда. Нужно было проснуться, чтобы разбудить Крисанию.
Ему казалось, что прошла вечность, когда в тумане возникли очертания чего-то белого. Приблизившись, маг увидел скорчившуюся, как испуганное дитя, жрицу. Ещё одна иллюзия?
И все же, Рейстлин опустился рядом на колени, коснулся шеи, чтобы почувствовать биение крови в артерии. Он приподнял Крисанию, осторожно поддерживая одной рукой, и вынул из кошеля на поясе пузырек с исцеляющим зельем. Это средство не сравнилось бы со светлым заклинанием или молитвой самой Крисании, но было способно заживлять раны, если оставалось время. Рейстлин вытянул пробку зубами и влил зелье жрице в рот.
— Крисания, — позвал он.
— Твои снадобья бессильны, — вздохнул за спиной знакомый голос. — Как и заклинания.
— Это снова иллюзия, — процедил сквозь зубы Рейстлин.
— Глупец! — усмехнулась Такхизис, явившись перед ним. — Да, я морочила тебе голову, но не в этот раз. Игра окончена, и маски сброшены. Знаешь, твоя жрица сопротивлялась, но все же поверила, что вы вошли в Бездну. Я показала её страхи, но отдать душу бедняжка согласилась лишь в обмен на твою жизнь и свободу. Похоже, она и впрямь полюбила тебя или то, что придумала о тебе. В доказательство, что это не иллюзия, я исполню её просьбу. Ты свободен, ничтожество, ты больше мне не нужен!
Богиня презрительно взирала на коленопреклоненного мага.
— Она больше не Ключ, ты не мой слуга. Придется подождать в Бездне героя более достойного. Впрочем, знание, что я лишила тебя единственной ценной игрушки без возможности получить её обратно, согреет мне сердце!
Рейстлин взглянул в безжизненное лицо Крисании, на её щеках еще не просохли следы от слез. Сердце сжалось от боли осознания невосполнимой потери.
— Значит, я не твой слуга?.. — прошипел маг зло. — Давай проверим.
Он не знал, что именно им движет. Слово, которым обозначают подобное чувство, Рейстлин избегал, как приговора. Он не знал, хватит ли боли в сердце, чтобы его услышали, но все же произнес мысленно:
«Отец Света…»
— Молчи! — зашипела Такхизис. Тьма заклубилась вокруг, устрашая, стремясь помешать.
«…я, отринутый Тьмой, взываю к тебе!» — продолжал Рейстлин. — «Крисания исполнила твою волю! Спаси свою дочь. Пусть она проживет жизнь спокойно и счастливо, оставь в плену меня вместо неё».
Тьма лишила зрения и слуха. Рейстлину показалось, что он перестал дышать. Последнее, что он ощутил — тяжесть лежащего на руках тела. Последнее, что услышал — яростный крик и незнакомый голос, перекрывший его.
— Ты проиграла! Отпусти их.
***
Рейстлин сел на постели, зашелся в приступе кашля и с трудом усмирил его, совладав со спазмом, перехватившим дыхание. В походном шатре был такой же полумрак, как накануне вечером. Свечи догорели, но бледный свет зари уже пробивался из-за полога. Крисания лежала на постели рядом. Она не проснулась даже от оглушающего кашля. Рейстлин тряхнул её за плечо.
— Крисания.
Кожа её была прохладной. Сердце мага сковал страх. Он проверил биение пульса — Крисания была жива. Вздрогнув, она, наконец, открыла глаза и посмотрела на Рейстлина. Ужас осознания отразился в её взгляде. Жрица закрыла ладонями лицо.
— Ш-ш! Это был сон, — Рейстлин помог ей сесть, чтобы окончательно одолеть морок, прижал к груди. — Такхизис обманула тебя. Всё неправда. Она проиграла. Мы победили.
— Я умерла. Умерла, — шептала Крисания. Она всхлипывала и дрожала, не в силах совладать с собой.
— Ты будешь жить, — пообещал Рейстлин.
Он гладил её плечо и целовал в макушку, желая успокоить. Собравшись с силами, они смогли посмотреть друг на друга.
Лицо Крисании больше не менялось. Пораженный, Рейстлин стер слёзы с её щек, коснулся тёмных волос, не веря, не желая отвести взгляда свободного от «дара» Такхизис. Крисания смотрела с не меньшим изумлением.
— Рейстлин, — прошептала она, — у тебя голубые глаза!
Предстояло ещё многое решить: как поступить с Заманом, чем защитить Крисанию от гонений на жрецов и куда деваться магу, который не нужен ни Свету, ни Тьме. Проклятому Конклаву не помешала бы третья ложа для таких как он!
Но это потом. Лагерь только просыпается. У них есть полчаса или час, чтобы забыть обо всём и разделить такую разную, но общую победу.


Жажда Бездны
Автор: kxena
Бета: essilt и WTF Poslednee Ispytanie 2018
Размер: миди, 5691 слов
Пейринг/Персонажи: Рейстлин/Крисания, Рейстлин/Такхизис, Карамон, минотавр, Паладайн
Категория: гет
Жанр: AU, драма
Рейтинг: R
Предупреждения: сомнительное согласие, сожжение заживо, тяжкие телесные повреждения, попытка изнасилования.
Краткое содержание: Такхизис решает не вмешиваться в свидание Рейстлина и Крисании. Рейстлин поддаётся искушению, ведь отказаться от того, что испробовано, проще. Крисания оказывается в самом страшном своем кошмаре, Такхизис жаждет отомстить предателю, а Паладайн намеревается спасти мир.
Примечание: Автор руководствуется реалиями мюзикла, что до перехода на тёмную сторону Рейстлин служил Свету и носил белую мантию. Ария «Соблазнение» — приворотное заклятие. Магическое зрение Рейстлина — «дар» Такхизис и символ его присяги. События под Заманом и в Истаре происходят в настоящем, женщина-гном Бупу была встречена в Замане. Из внешних особенностей Рейстлина оставлена седина и жёлтые глаза.
1. Великая цель
«Когда просишь из любви, Паладайн слышит. О тебе мог просить кто-то другой…»
Голос Крисании смолк в памяти. Рейстлин сжал кулаки.
«Мне не нужна помощь твоего бога! Кто бы вздумал решать за меня? Кто бы посмел? Мне это не нужно. Я дошёл сюда сам, увлёк следом тебя, Посвященная, привёл армию. Я никому не должен. И кто теперь заступит мне дорогу? Осталось немного, чтобы получить всё, чего я пожелаю. Даже если я пожелаю тебя, Посвященная!»

kxena - Великая цель
читать дальшеНебо над Заманом заволокло сизыми облаками, поглотившими закат. В сумерках на стенах крепости-горы вспыхивали дозорные огни. Рейстлин смотрел на её мрачную громаду. Магическое зрение давало возможность явственно видеть то, о чем не могли знать ни осаждающие, ни осаждённые. Время Замана истекло. Завтра на нижнем ярусе вспыхнет пожар, а на верхнем побеждённые будут бросаться на скалы. Гномы сами откроют ворота, спасаясь бегством, но лавина сойдёт по западному склону и поглотит отступающих. Рейстлин представлял грохот и крики, бессильную ярость и панику побеждённых.
Победы дались армии Карамона большими потерями. Вновь и вновь подступая под стены Замана, никто не думал, что помощь придёт от самого ничтожного и слабого существа из всех живущих. Крошка Бупу, смешная, неказистая женщина-гном, одна из спасённых Карамоном в недавно захваченных копях, поведала тайну скрытого хода в крепость. Рейстлину даже не пришлось уговаривать. Ведь её спаситель, конечно же, поможет и родичам, порабощённым в Замане. Завтра Карамон получит крепость. Он ощутил себя не деревенской пьянью, а предводителем, которому доверяют, и воспрянул духом. Кровь и битвы заставили его шевелить мозгами и сосредоточить внимание на чем-то кроме вина и здоровья драгоценного братика. Воины смотрели на Карамона, как на кумира. Он заслужил это. Рейстлин искренне не собирался красть чужую победу.
Его самого не интересовали ни слава, ни власть. Рейстлину требовалось большее, нежели подчинение безмерно любящего брата, страх противников или раболепие последователей. Он желал быть властелином бытия, изменять устройство мира, ведать его тайны и устанавливать законы. Наконец это стало осуществимо! До заманских Врат в Бездну, до битвы с богами оставался шаг.
Рейстлин уверился, что теперь даже Паладайн не сможет противостоять ему. Ведь он позволил ускользнуть из Истара! Более того, дал возможность прихватить с собой Посвящённую и способного вести за собой воина. Как ни крути, а без этих двоих подступиться к главной цели Рейстлин бы не смог, хотя и признавался в этом только себе в мыслях. Карамон отыграл свою роль. Теперь главное, чтобы Крисания не подвела и помогла открыть Врата.
За время сбора армии и пути к Заману опасности и лишения пришлось делить на троих. Это сблизило и удачно расположило к откровенным беседам. Оказалось, что Крисания и Карамон искренне сдружились ещё до путешествия в Истар. По дружбе братец успел многое разболтать, пока сопровождал жрицу в Башню Высших Магов. И про то, как Рейстлин сменил белую мантию на чёрную, и про «дар» видеть течение времени, и, конечно же, об общих военных подвигах. Карамон наверняка говорил от чистого сердца, невольно обеляя брата в глазах Крисании. Это оказалось кстати. Не хватало капли сочувствия, чтобы ловушка захлопнулась.
В Крисании не осталось прежней надменной девицы из Храма, решившей нести Свет в тёмные души. Гибель Истара испепелила её самоуверенность. Рейстлин знал как никто: разрушение иллюзий обращает людей в циников или фанатиков. Крисания вопреки этому стала смиренной. Она оказалась обездоленной и гонимой, слишком наивной и беззащитной перед жестокостью жизни, но крепилась и не опускала рук. Ей удавалось держаться с достоинством, быть полезной и не терять присутствия духа. Пожалуй, это заслуживало уважения. Рейстлин давно привык к её присутствию и ненавязчивой помощи. Рядом с Крисанией кошмары во снах отступали. Привычный кашель почти прошел. Можно было вздохнуть свободно.
Крисания утратила веру в свою цель, но уважала мага за то, что он остался предан своей. Рейстлин рассказывал о себе осторожно, заставляя задавать вопросы, вызывая интерес выверенными фразами. Сочувствие и расположение должны были стать его союзниками, опутать её разум, заставить идти следом. Но несмотря на растущее доверие и взаимное согласие, Крисания упрямо пыталась убедить Рейстлина, что люди относятся к нему лучше, чем он думает. А ещё не переставала упрекать за несправедливость к Карамону. Её старания успеха не имели. Рейстлин давно не верил в доброе отношение людей, а заступничество Крисании за брата раздражало ещё больше, чем сам брат. В помощи Карамона виделась лишь унизительная жалость и снисходительность сильного. Теперь слабые родственные чувства отравляла ещё и… ревность.
Под Заманом Крисания поселилась в шатре Карамона. Так было безопаснее для неё во всех смыслах. Сначала Рейстлину нравилось, что у брата появилась возможность заботиться о ком-то ещё. Однако маг не учел, что благородный до глупости Карамон не раз забывал про всё, заметив смазливую мордашку. Крисания, даже исхудавшая и лишенная аристократического лоска, была красива. Карамон всё чаще бросал на неё пламенные взгляды, и всё чаще Рейстлин чувствовал глухую злость. Жрица оказалась столь слепа, что не замечала ни интереса одного, ни раздражения другого, и не оставляла попыток примирить братьев.
— Если кто-то и видит в тебе лучшее, то это Карамон, — сказала она. — Почему ты не хочешь замечать? Для него ты не ренегат. Он готов пойти за тобой даже в Бездну.
— Потому что ему стоит научиться жить самостоятельно, — огрызнулся Рейстлин, — и позволить мне уже погубить себя!
Крисания вздохнула.
— Я умею справляться сам, — маг попытался сгладить сказанное. — Единственный, кто мне сейчас действительно нужен — это ты. Ты знаешь, о чём речь.
— Я хочу помочь, но прежде желаю увериться, что поступаю правильно.
— Если Паладайн не одобряет моего замысла, то зачем оставил в живых в Истаре? Если мы творим зло, то разве не заслужили смерти? Я, идущий во Тьму, ты, следующая за мной? Или он хочет, чтобы ты спасла мою пропащую душу? Я не просил помощи твоего бога! Он бы и не услышал.
— Это не так! — возразила горячо Крисания. — Когда просишь из любви, Паладайн слышит. О тебе мог просить кто-то другой… это значит, что кто-то любит тебя, Рейстлин. Моё присутствие — лучшее тому доказательство! — она смутилась своего пыла и двусмысленности сказанного, отвела глаза, — От тебя зависит, принять чужое заступничество или нет.
Обычно каждый оставался при своём, но в этот раз вышло иначе.
— Так кто же обо мне просил? — Рейстлин вложил в слова всю желчность, на какую был способен. — Уж не ты ли, Посвященная?
Крисания взглянула на него.
— Не я, — возразила мягко жрица, — И жалею об этом.
Она смотрела доверчиво и была так красива, что Рейстлину отчаянно, непреодолимо захотелось её поцеловать. Зло, жадно, даже если бы она сопротивлялась. Даже если бы Карамон вздумал оторвать ему за это голову…
Плотнее закутавшись в плащ, Рейстлин попытался отрешиться от мыслей о манящих розовых губах. Кто бы мог додуматься попросить за него? Карамон? Нет. Он слишком хорошо знает своего брата, чтоб поверить, будто Паладайн захочет спасти его шкуру. Потому и бережет сам. Тика? Смешно. Кендер Тассельхоф? Ещё смешнее! Хотя с него бы сталось. Рейстлин горько усмехнулся. Единственным человеком во всем мире, чью мольбу о нем услышал бы Паладайн, была Розамунд, мать, но она ушла вот Тьму, а сын, за которого она попросила бы, умер, пройдя Испытание.
Прозрачные сумерки наливались синевой. Становилось прохладно. Рейстлин возвращался в шатёр, когда заметил светлый силуэт, мелькнувший меж деревьев. Крисания! Решилась пойти к ручью, когда стемнело? Рейстлин нахмурился. Бывшие рыцари, коих в армии большинство, ещё помнят о благородстве, но среди воинов хватало и бродяг. Вспомнилось нападение шайки разбойников в дни, когда пришлось скитаться втроем. Взять с обездоленных путников было нечего. Сброд польстился на девицу и её блестящий медальон, не расценив двух сопровождающих мужчин как серьезных противников. За эту ошибку разбойники заплатили жизнью. Рейстлин поморщился, вспомнив смрад горелого мяса и крови. Крисания тогда отделалась разорванным платьем, синяками и унизительным рыданием на груди тёмного мага.
После гибели Истара, разорения и бедствий окрестных жителей жреческий статус больше не защищал. Скорее наоборот, чёрная мантия была безопаснее. После нападения Крисания всё же спрятала медальон Паладайна. Потом ей пришлось смириться, что в собранной на штурм Замана армии её считали любовницей то ли Карамона, то ли Рейстлина, то ли обоих. Отчасти это играло на руку. Пару раз Рейстлину довелось избавить Крисанию от навязчивого внимания, появившись у неё за спиной. Столь явное покровительство берегло от посягательств, но и вытравило остатки уважения. Несомненно, жрице пришлось вытерпеть немало двусмысленных шуток и алчных взглядов, делая вид, что ничего не замечает и не слышит. Она и прежде была расположена к Рейстлину, а в сложившихся обстоятельствах (и благодаря его стараниям) начала по-настоящему доверять. Вот и сейчас она вздумала уединиться у ручья неподалёку от его шатра. Не иначе рассчитывала на защиту. Даже жаль, что она не нужна.
Вожделение солдафонов к Крисании вызывало злость. Рейстлин презирал чужую похоть, но ещё больше презирал свою. Стоило признать: страсть начала преследовать его раньше. Возможно с момента, когда увидел Крисанию в свите Короля-Жреца Истара. А может после мимолетной встречи в Палантасе, о которой жрица и не вспомнит. Это случилось слишком давно, до войны с Такхизис, до отступничества и чёрной мантии, до пути к пьедесталу богов. Рейстлин признал, что пожелал Крисанию с первого взгляда и обрадовался вести, что Паладайн избрал её, как Ключ и как Искушение.
2. То, к чему ты стремился2. То, к чему ты стремился
Маг вернулся в шатёр, опустил полог, чтобы отгородиться от мира. Он налил и выпил вина, поморщившись от терпкого травяного привкуса. Гномам Замана по нраву редкостная дрянь, зато она прочищает мозги. Мысли о Крисании лишали покоя, а подспудная благодарность за её заботу и терпение крепла с каждым днем. Это беспокоило. Рейстлин желал пересилить привязанность. Нельзя поддаваться! Она сделает уязвимым и погубит так же, как погубила мать, подчинит, как подчинила Карамона. Вздохнув, маг присел на походную постель. Он закрыл глаза, пытаясь вспомнить Заман, подступы к нему и грядущую битву, но вместо этого увидел как наяву ручей и обнаженную женскую спину. В наваждениях Такхизис образы угнетали, а не влекли. Сейчас Рейстлин почувствовал, что может управлять видением, и не нашел сил, чтобы прервать его.
В мыслях он мог рассматривать, не отводя глаз. Крисания сидела у воды. Спущенное до талии платье и сорочка прикрывали её ноги и бедра. Жрица распустила длинную косу и перекинула волосы за спину. Всё выглядело так реально, что, кажется, можно протянуть руку и коснуться кожи, ощутить запах волос, шепнуть на ухо имя.
«Крисания!»
Жрица в его видении тревожно встрепенулась, прикрыла скрещёнными руками обнаженную грудь и прислушалась.
«Не бойся. Здесь никого нет. Крисания»
Она успокоилась. Зачерпнула пригоршню воды, окатила плечи и грудь, отерла ладонями. У неё прекрасное тело. Кожа гладкая и мягкая. Рейстлин забылся, протянул руку, желая коснуться. Крисания в видении прикрыла глаза. Сама скользнула ладонями от талии вверх, по бокам, груди, шее, замерла, коснувшись кончиками пальцев губ. На щеках проступил румянец. Вдруг она выдохнула, изумленно взглянула перед собой. Рейстлин знал, что кровь бросилась ей в лицо не столько от осознания бесстыдства, сколько от мысли, что так к ней могли бы прикасаться его руки!
«Да. Могли.»
Крисания закрыла лицо ладонями, тряхнула головой, отгоняя прочь навязчивые мысли.
«Подумай обо мне!»
Она торопливо натянула на плечи мокрое платье, принялась за шнуровку дрожащими руками.
«Вспомни обо мне!»
Крисания и впрямь услышала его. Она глубоко, взволнованно задышала и обхватила себя за плечи.
«Будь рядом!»
Жрица поднялась, вновь осмотрелась вокруг.
«Иди ко мне, Крисания! Будь рядом со мной. Иди!»
Рейстлин заставил себя открыть глаза. Зов всё ещё звучал в его мыслях, будто тёмные чары, которые во снах тянули его в Бездну. Маг осознал, что вплел имя Крисании в заклинание, напитанное страстным желанием её появления. Когда жрица и впрямь подняла полог и вошла в шатёр, Рейстлин не удивился. Крисания остановилась, зачарованно глядя на пламя свечей. На мага она не обратила внимания, даже когда он поднялся и подошел ближе.
«Дар» Такхизис оставлял ему три мгновения на взгляд. После реальность начинала искажаться под воздействием проклятия: видеть разрушение и тлен там, где их нет. Сомнительный подарок Тёмной Госпожи в подтверждение сомнительной чести зваться её слугой. Рейстлин давно приспособился смотреть вскользь, вовремя отводить глаза и подмечать за отпущенные мгновения множество деталей. В этом были и свои преимущества. Люди считали его еще более высокомерным, чем он был на самом деле. Вряд ли Крисания догадывалась, как тщательно он запоминал каждую её черту. Пара свечей оставляла в шатре полумрак, но Рейстлину не требовалось большего. Он знал насколько лицо жрицы красиво и как соблазнительно платье облегает её стан.
В полумраке три мгновения уже можно растянуть до десятка.
Конечно, Рейстлин испытывал плотское желание не впервые. Он знал о человеческом теле достаточно, чтобы не только справляться с ранами и хворями, но и держать в узде собственные страсти. Магия давала удовольствие высшее, нежели удовлетворение похоти. Умений Рейстлина с лихвой хватило бы в два счета убедить в своей привлекательности любую из встреченных женщин, но, по мнению мага, подобное использование принижало волшебное искусство. Теперь случайность решила за него. Можно было позволить Крисании очнуться, прогнать её, но Рейстлин не хотел развеивать наваждение. На лагерь опустилась ночь. Он приложил много сил и знаний, чтобы защитить свой шатёр. Даже Такхизис в последнее время оставила его в покое. Карамон отсыпается перед грядущей битвой. Раз он не хватился своей подопечной до сих пор, то уже не станет её искать, не помешает. Никто не войдет в шатёр и не выйдет из него, пока Рейстлин сам не позволит.
«Это не привязанность, лишь жажда обладать. Разве не проще расстаться с тем, что испробовано?»
Мысль казалась убедительной. Жажду обладания можно утолить, как голод. Он не соламнийский рыцарь, чтобы играть в благородство! Рейстлин протянул руку и коснулся распущенных волос Крисании. Роскошные наряды Истара остались в прошлом, но даже в простом платье, выменянном на постоялом дворе, она по-прежнему прекрасна и желанна. Вдруг жрица приложила ладонь к его груди над часто бьющимся сердцем. Она не пыталась оттолкнуть, напротив, ласково коснулась щеки мага другой рукой. Пыталась убедиться, сон это или явь? Рейстлин накрыл ладонь, лежащую над сердцем, своей, погладил от кончиков тонких пальцев до запястья. Он с сожалением заметил, что руки Крисании огрубели со времени первой встречи в библиотеке у Астинуса. Это было не важно. Его длинные и костлявые пальцы рядом с изящно очерченной ладошкой жрицы казались по-настоящему уродливыми. Он перехватил руку Крисании, прижался щекой, а потом поцеловал. Магическая связь задрожала тронутой струной.
«Не бойся! Разве ты покинешь меня? Оставишь одного в темноте, в западне, на смерть? Иди ко мне. Будь моей. Крисания!»
Она взглянула с осознанием. Чары развеялись? Крисания не боялась и не пыталась сопротивляться. В этом доверии было нечто обличающее, и принуждать её Рейстлин уже не думал.
Он склонился и коснулся губами губ. Крисания потянулась к нему с готовностью, разделив неторопливые, изучающие поцелуи. Сначала робкие, после глубокие и продолжительные. Она положила руки ему на плечи, подставила под поцелуи шею. Потом позволила гладить спину, зарываться пальцами в волосы, распустить наспех стянутую шнуровку на платье. Ладони Крисании заскользили поверх тёмной материи его мантии, они искали застежки. Рейстлин с благодарностью принял эту попытку ответить лаской на ласку, но ему не хотелось ждать. Расшнурованное платье, а следом и сорочка осели к ногам. Крисания ахнула.
— Идем! — маг потянул её за руку к постели.
Пока Рейстлин избавлялся от собственной одежды, жрица прикрылась одеялом. Лежать вдвоем было тесно и тепло. От ощущения близости, запаха волос и кожи кружилась голова, пробирало дрожью и окатывало жаром с головы до ног. Рейстлин хотел бы увидеть Крисанию при свете и рассмотреть, не выгадывая мгновений у проклятого зрения, но приходилось наслаждаться тем, что есть. Он полагался, как прежде, не на глаза. Собрать истину можно и по крупицам. Запахи, прикосновения, интонации и чувства всегда являли более точный образ. Рейстлину понравилось угадывать тайные желания Крисании. Он смаковал каждое открытие. Жрица дрожала, но храбрилась, покорно развела колени и позволила касаться себя так, как он пожелает. Ощущение влаги и жара между её ног пьянило ещё больше, чем сладость поцелуев. Рейстлин выверял каждое движение как для магического ритуала, требующего осторожности и внимания, и был вознагражден. Крисания забыла о смущении. Она шептала нежности и ласкала в ответ, пока Рейстлин позволял дразнить себя. Когда Крисания замерла под тяжестью его тела и ахнула, ощутив в себе его плоть, он не смог сдержать стона наслаждения. Но, совладав с собой, Рейстлин приподнялся, дав возможность расслабиться им обоим, склонился и нежно поцеловал жрицу в губы, заглушая причиненную ей боль. Через миг он овладел Крисанией снова. Размеренные толчки позволили ей притерпеться и уловить ритм. Поддавшись страсти, жрица обхватила бедра мага ногами, принимая каждое проникновение. Жар, теснота и чувство единения ошеломляли. Желание заставляло Рейстлина двигаться резче, глубже, вжимать Крисанию в постель, пока с ощущением излившегося семени не нахлынула всепоглощающая истома. Он забыл обо всём, чувствуя частое биение сердца, тепло и нежность. Жаркое дыхание опаляло ему шею, ласковые руки гладили волосы.
Близость с женщиной оказалась сродни магии. Схожее торжество и счастье охватывали Рейстлина, когда сложнейшее заклинание складывалось и подчинялось воле, не убив его на месте. Возможно, что для Крисании те же ощущения были сравнимы с восторгом веры. Их первое соитие лишь притупило долго сдерживаемую жажду. Чтобы утолить её нужно было куда больше, чем одна ночь. Рейстлин не хотел гадать, чем всё кончится и что случится завтра. Больше всего он желал, чтобы Крисания насладилась этим мигом так же, как он.
После они лежали на узкой походной кровати, прижавшись друг к другу. Крисания уснула. Рейстлин в полудрёме думал о том, что теперь всё будет по-другому. Она пойдет следом, поможет открыть Врата — он не сомневался. Они встретят полчища Такхизис вместе и, возможно, победят. А после…
А после время, идущее для него слишком быстро, остановится. Добрый, преданный, навязчивый Карамон исчезнет. Не станет не только Такхизис, но и брата, Тики, Даламара. Они все умрут от старости или вместе со старым миром, а новоявленный бог в своём могуществе и бессмертии останется один. Рейстлин был уверен, что сможет создать лучший мир, но теперь осознавал и другое, очевидное, о чем не хотел думать раньше. Это будет мир абсолютного одиночества, и заплатит он за него сполна, хочет того или нет. Крисания станет лишь первой в череде грядущих жертв, когда войдет в Бездну. Раньше между целью и спасением жрицы Рейстлин без сомнений выбрал бы цель, но сейчас он колебался. Почему бы не дать Крисании шанс? Если она окажется достаточно сильной и удачливой, чтобы выжить? Если ей выпадет единственная возможность из множества? Если всё получится у него… у них! Пожалуй, он сможет взять Крисанию с собой к пьедесталу богов, вытеснив из сердца Паладайна. Да. Она привыкнет к новому богу! Он сам благословит этот союз, если понадобится. Даст ей другое имя, молодость, вечную жизнь, всё, что она пожелает. Тогда Крисания останется с ним навсегда.
Это казалось лучшим решением, принесшим успокоение. Рейстлин закрыл глаза.
3. Изида3. Изида
Здесь нет ни времени, ни солнца. Вокруг бесконечный клубящийся туман. В этот раз Она не снизошла даже до навязывания иллюзий, оставив лишь тягучую, жадную мглу. Значит, усилия напрасны. Такхизис преодолела его защиту, стоило ей пожелать, а до того просто делала вид, что отпустила. Издевательский, злой хохот оглушил его.
— И вот ты получил то, чего хотел! — когти вцепились в плечи, разорвали мантию насквозь, оцарапали кожу, но тут же отпустили. — Тебе понравилась смертная страсть, мой изменчивый друг?
Рейстлин обернулся на звук голоса, но снова упустил Её из виду.
«Змея.»
Боль ударила, затмив окружающую тьму вспышкой красного. Пощечина застала врасплох. Рейстлин пожалел, что забыл: в кошмаре Она слышит его мысли и слова.
— Не смей! Я твоя Госпожа и… благодетель, — последнее слово Такхизис пропела нежным голосом, затем новая пощечина заставила Рейстлина потерять равновесие и упасть на колено. Маг опустил голову.
— Как видишь, я преклоняю пред тобой колени! — скрыть иронию в голосе он не сумел.
— То-то же, — богиня смилостивилась, будто не заметила, что Рейстлин покорился притворно. Проклятый кошмар! В нем нет даже посоха! Такхизис, наконец, вышла из тьмы, приблизилась. Иллюзорное платье то ли из материи, то ли из дыма обвивало её стройные ноги. Соблазн и самолюбование в каждом движении. О да, ты прекрасна, Тёмная Госпожа, но есть и прекраснее.
— Ты должен отвечать, когда спрашивают, и отблагодарить меня, — её голос звучал обманчиво мягко. — Ведь это я позволила твой эксперимент. Ты так желал удовлетворить своё… — она усмехнулась. — Любопытство! Тебя влечет все загадочное и непознанное, но увидел, что женщина — это всего лишь женщина, верно? Мила на вид и приятна для прикосновений, пока молода.
Рейстлин молчал.
— Впрочем, ты и того, что есть, не можешь толком оценить. Три мгновения на взгляд, так ты рассчитал? Не правда ли забавно, как быстро святоша раздвинула под тобой ноги? Ты сопротивляешься дольше.
Такхизис снова издевательски расхохоталась. Рейстлин не смотрел на неё, изображая смирение и ненавидя всем сердцем. Длинный коготь поддел подбородок и заставил поднять голову. У богини нечеловечески идеальное тело и черты лица. Но жестокость не могла стать привлекательной, как бы ни старалась. Её суть по-прежнему змеиные глаза и драконьи когти. Рейстлин не отводил взгляда. Такхзис не знала главного секрета. «Одарив» когда-то отступника Света магическим зрением, она дала оружие против себя.
Рейстлин видел изменения во всем. Даже в ней. И на это действительно хотелось смотреть, хотя зрелище и вызывало тошноту. Сначала безупречные черты хищно заострялись, вваливались щеки, расширялись узкие змеиные зрачки. Губы приподнимались, обнажая клыки, а кожа приобретала зеленоватый оттенок. Рейстлин полагал: так выглядят усталость и гнев божества, когда сил поддерживать красоту уже не остаётся. Безупречное лицо искажалось тем временем всё больше. Правый глаз наливался кровью, потом проваливался, по щеке текла темная юшка. Клыки царапали губы, кривившиеся в немом крике гнева и боли. Руки Такхизис иссыхали. Рейстлин смотрел на раны и ожоги, покрывающие её тело, и знал, какие заклинания их нанесут. Он хорошо запомнил, куда придется последний, смертельный удар. Такхизис не знала, что противник ни разу не поддался её соблазну, не поверил посулам, обещавшим вечное блаженство и власть над миром. Он лишь терпел и набирался сил, чтобы убить Зверя.
Должно быть, он слишком торжествовал в душе, и Такхизис заметила это.
— Какой взгляд! — богиня с интересом склонила голову.
— Я восхищен тем, что вижу, — Рейстлин не лгал.
Такхизис ухватила за капюшон мантии, заставила его подняться на ноги, прильнула всем телом, проворно скользнула рукой по груди и животу к паху, призывно погладила. Подобные игры с бывшим светлым магом доставляли ей особое наслаждение. Она не раз являлась ему во сне, чтобы выматывать мучительным желанием. Рейстлин творил заклинания и чертил знаки, но на утро вновь чувствовал себя униженным, просыпаясь на влажных от семени простынях. Благодаря Крисании он узнал, что значит выбрать самому. Прежде тело Рейстлина легко отзывалось на иллюзорную ласку Такхизис, но сейчас мага захлестнуло отвращение.
— Восхищен? — шепнула она на ухо. — А я не чувствую. Хм… ты меня не хочешь.
Рейстлин не мог ни отстраниться, ни оттолкнуть бесстыдно льнущую богиню, но быть её игрушкой не хотел. Если ночь, проведенная с Крисанией, стала для Света и Тьмы преступлением, то в нём не было жертвы, только сообщники. Он больше не чувствовал одиночества. Это дало возможность сопротивляться. Такхизис отступила.
— Жалкий глупец! — глаза её сверкнули злобой. — Поверил, что девчонка упала в твои объятия из любви?
Слово, которого Рейстлин всё это время избегал, хлестнуло, как кнут.
— Или забыл, что святоши, как она, упиваются только верностью Паладайну? Она вздумала, что спасает тебя и чувствует себя всемогущей. Ты её Бездна только и всего! Но тебе всё равно, не так ли? Думаешь, сострадание повышает в её глазах твою ценность как мужчины? Ха, тебе же действительно понравилось! — Она рассмеялась. — Ты размечтался, что, бросив своего бога, она научится искать защиты за твоей спиной. Поклоняться тебе, а не ему!
Рейстлин вздрогнул. Гнев Такхизис опалял, как драконье пламя. Ей не нужны были ответы ни на один вопрос, она знала всё.
— Ты ведь давно плёл сеть, представлял, как поймаешь жертву. Только, вожделея, думал совсем не о заклинаниях, чтобы держать её руки и ноги, пока задираешь ей подол. Тебе захотелось взаимности! Признайся, в мечтах, покрывая её поцелуями, ты жаждал ответной ласки. А не царапин и укусов. Ты представлял страстный шепот, слышал своё имя, а не мольбы о пощаде. Владыке мира слезы и ужас смертных дарят блаженство! Ты вздумал насладиться девчонкой, но всё, что для этого требовалось — раздавить её волю, заставить подчиниться, а не ублажать! Слабак!
Такхизис вновь отвесила пощечину и исчезла. Тьма зашелестела от взмахов крыльев незримых чудовищ, зашевелилась, оживленная гневом богини. Тьма была голодна и смотрела огням из бесконечного тумана. Она вытягивала силы, клонила к земле, уговаривала: «Полежи, отдохни, закрой глаза». Рейстлин опять пожалел о посохе. Не поддаваясь страху, маг пошел вперед наугад. Он повторял себе, что происходящее очередной кошмар. Оставалось надеться на пробуждение.
— Слабак! — раздался вслед злой окрик. Когти и клыки впивались в тело, рвали мантию.
— Рейстлин, сла-аба-ак! — повторил детский смех. В ход пошли щипки, укусы и тычки.
— Слабак, — с ноткой сожаления усмехнулся женский голос, похожий на голос Крисании.
Иллюзия. Всё иллюзия.
— Я покажу тебе настоящую силу, — издевательски обещала из темноты Такхизис. — Твоя жрица умрет в страшных муках, и ты не пропустишь ни единого её крика. Вдруг я не права, и тебе это доставит удовольствие? Но что ты будешь делать без своего Ключа, Рейстлин?
— Это лишь сон, и у тебя нет власти над Крисанией.
— Неужели? — удивилась Такхизис. — Убедив снять священный медальон, уложив в свою постель, ты дал над ней власть! Она отступница и принадлежит мне!
Сердце Рейстлина сжалось.
— Поверь, ты убедишься в этом. Тебе не вырваться, глупец! Сон бесконечен, мой Рейстлин, как и сама Бездна. И нет того, кто разбудил бы тебя.
4. Во тьме4. Во тьме
Когда Крисания открыла глаза, услышав лязг отворившейся и вновь закрытой двери, то испугалась что ослепла. Вокруг была непроницаемая, затхлая, промозглая тьма. Голова болела, ныли ушибленные при падении на каменный пол локоть и бедро. Крисания села и наугад потянулась в тёмную неизвестность.
— Кто здесь? — спросила она дрожащим голосом, угадывая вблизи движение живого существа. Оно в ответ шумно задышало, принюхиваясь, завозилось и издало оглушающий рёв. Крисания различила запах зверя, крови и пота и одернула руку. Жрица сжалась от ужаса, вспомнив произошедшее. Карамон сражался на арене Истара с минотавром. Победитель должен был получить её в награду.
На негнущихся ногах Крисания шла по арене, а зрители недавнего поединка кричали: «Шлюха колдуна!». На песке лежал израненный, но живой Карамон. Неужели Паладайн отверг её мольбы?! Разгневался за неповиновение Королю-Жрецу?! Карамон должен был победить! Но этого не произошло.
Минотавр воздел клинок к небу, а лицо Карамона исказилось от муки. Зрители на трибунах кричали и требовали добить проигравшего. Сердце Крисании сжалось от ужаса. Песок не успевал впитывать кровь, которая пульсирующими всплесками вытекала из страшных ран. Плечо Карамона было разрублено, живот распорот и внутренности обнажились. От смеси запаха фекалий и крови Крисанию мутило. Воин ещё дышал, с хрипами хватая ртом воздух, когда победитель-минотавр вонзил ему в грудь меч и провернул лезвие. Хрустнули кости. Даже от одного воспоминания об этом по телу пробегал озноб. Арена взревела, а крик и плач Крисании потонул в фанатичных призывах к очистительной мессе. Ведь зло, имеющее силу побеждать, тем более должно быть предано огню! Жрицу снова схватили. Она умоляла стражей образумиться, устрашала гневом Паладайна и даже в отчаянии звала на помощь Рейстлина, но никто не услышал. Её швырнули в тёмный подвал ждать смерти.
Крисания на ощупь, стараясь не шуметь, доползла до ближайшего угла. В тишине казалось, что чудовище слышит не только её дыхание, но и частое биение сердца. Минотавр бросился в темноте в поисках добычи, разочарованно взревел и снова замер, принюхиваясь. «О, Отец Света!..» — успела подумать Крисания. Её больно схватили, грубо подняли на ноги и прижали к стене, перехватив за горло. Лицо опалило смрадное, жаркое дыхание. Огромная ручища облапала грудь, ухватила вырез платья и рванула прочь. Ужас и отвращение заставили Крисанию отчаянно вцепиться в сжимающую горло руку, но все попытки освободиться были тщетны.
Полузадушенный крик показался бесполезным. Её никто не услышал бы сквозь толщу каменных стен.
«О Паладайн! Я умру страшной смертью. Молю! Прими её в искупление моей глупой гордыни! Прости за гибель Карамона!»
Вдруг раздался грохот. Свет выхватил из темноты каземат с низкими сводами. Минотавр закричал и отпустил свою жертву. Вонь паленой плоти и шерсти вызвал у Крисании спазм тошноты. Чудовище объяло пламя. Обезумев, живой факел бросался на стены и катался по полу. Скорчившаяся в углу Крисания зажала уши. Слышать страшный рёв, срывающийся на визг и хрипы, было невыносимо. Подобное уже случалось на её памяти с разбойниками, напавшими под Заманом.
Крисания была полумертва от страха. Ей казалось, что она сходит с ума и слышит за криком минотавра женский смех, когда тёмная фигура схватила её за руку. Жрица не узнала кто это, пока отсвет пламени не отразился в золотых радужках глаз.
— Быстрее! — не дав опомниться, Рейстлин прижал Крисанию к груди и увлек сквозь пространство подальше от мечущегося минотавра.
Вместо городской улицы или дороги они очутились в туманной мгле. Платье оказалось цело, но дрожь ужаса не проходила, и в ушах все ещё стоял крик минотавра. Только думать о себе было не время. Рейстлин упал на колени, цепляясь за посох.
— Иллюзия, всё иллюзия, — прошептал он. — Это всё Бездна.
— Рейстлин! — Крисания бросилась к нему, попыталась поддержать. — Ты ранен?
— Почти мёртв, — ответил он, поникнув головой ей на плечо.
Посох выпал из рук. Шар в драконьей лапе звонко ударился, плеснул осколками, как искрами, и погас. Удержать потерявшего сознание Рейстлина Крисании оказалось не по силам. Ей удалось уложить мага на спину. Теперь жрица заметила раны на его лице и разорванную мантию. Рука привычно потянулась к медальону Паладайна и опустилась, ощутив пустоту. Отец Добра больше не слышал молитв Крисании. Он отказался от неё так же, как отказался от Истара.
Рейстлин лежал мертвенно бледен.
— Бедный мальчик… — прошелестел за спиной женский голос. — Не дышит.
Крисанию пробрал озноб. Впервые она услышала Такхизис и осознала, что никогда не представляла её такой. Никакого драконьего рыка, ни ярости, лишь материнская забота и сочувствие.
— Верни его!
— Он вздумал тягаться со мной и получил по заслугам, — возразила из мглы богиня. — Его место в Царстве Теней!
Крисания склонилась над Рейстлином. Она понимала, что виновата перед ним. Вообразила себя спасительницей мира, а не смогла помочь даже одному человеку. Не помешала пойти на смерть, открыла Врата. Хотела побыть причастной к свержению Зла — этого ли требовал от нее Паладайн?
Крисания погладила лежащую на груди мага руку. Такхизис рассмеялась то ли над её жестом, то ли над мыслями.
— Верни ему жизнь, — потребовала Крисания во мглу. — Его жизнь и свобода в обмен на мои!
— Как скажешь, — согласилась Такхизис, и в голосе её почувствовалось торжество.
Боль пронзила и заставила согнуться пополам. Крисания зажмурилась и инстинктивно прижала ладони к груди. Слезы хлынули сами собой, ослепляя. Боль едва позволяла дышать. Рядом послышался глубокий вдох и тихий шорох.
— Крисания?
— Ты свободен, — жрица протянула на звук голоса дрожащую руку, — Она отпустила тебя. Иди на свет. Я останусь.
Крисанию грубо оттолкнули. От боли, пронзившей в ответ все тело, жрица вскрикнула и едва не лишилась чувств. Рейстлин поднялся на ноги.
— О, моя Темная Госпожа! Я доказал свою преданность, и ты приняла обещанную светлую душу! Позволь преклонить пред тобой колени, принести присягу вновь и положить к ногам мир, который ты мне обещала!
Такхизис захохотала.
— Рейстлин! — позвала Крисания, не веря тому, что слышит — что его смерть была ловушкой.
— Ты думала, что мне нужна свобода? Что твоя наивная любовь сравнится с благоволением богини? Власть имеет цену, и она стоит и любви, и свободы.
Послышались шаги. Он ушел, торжествующий и презирающий её за принесенную жертву. Крисания легла на каменистую поверхность, не в силах больше терпеть боль. Она сознавала, что предала своё предназначение, бога, погубила себя, Рейстлина, мир, и все было напрасно и бессмысленно. От этой мысли нельзя спастись, можно лишь надеяться на забвение в смерти. Крисанию чувствовала, что жизнь покидает её, сковывая тело холодом. Оставалась лишь закрыть глаза и смирится. Больно. Как же больно в груди.
5. Жертва5. Жертва
Рейстлин хотел проснуться. Он бродил в глубинах сна, встречая на пути кошмары, навеянные Такхизис, но не поддавался им. Хохочущие голосом Крисании девки, поддразнивание детей, зов матери — все стало неважно. Маг подумал, что привык к играм Тьмы с разумом, и боялся, что жрица их не выдержит. Внезапно обретенная, до глупости простая цель отрезвляла и помогала как никогда. Нужно было проснуться, чтобы разбудить Крисанию.
Ему казалось, что прошла вечность, когда в тумане возникли очертания чего-то белого. Приблизившись, маг увидел скорчившуюся, как испуганное дитя, жрицу. Ещё одна иллюзия?
И все же, Рейстлин опустился рядом на колени, коснулся шеи, чтобы почувствовать биение крови в артерии. Он приподнял Крисанию, осторожно поддерживая одной рукой, и вынул из кошеля на поясе пузырек с исцеляющим зельем. Это средство не сравнилось бы со светлым заклинанием или молитвой самой Крисании, но было способно заживлять раны, если оставалось время. Рейстлин вытянул пробку зубами и влил зелье жрице в рот.
— Крисания, — позвал он.
— Твои снадобья бессильны, — вздохнул за спиной знакомый голос. — Как и заклинания.
— Это снова иллюзия, — процедил сквозь зубы Рейстлин.
— Глупец! — усмехнулась Такхизис, явившись перед ним. — Да, я морочила тебе голову, но не в этот раз. Игра окончена, и маски сброшены. Знаешь, твоя жрица сопротивлялась, но все же поверила, что вы вошли в Бездну. Я показала её страхи, но отдать душу бедняжка согласилась лишь в обмен на твою жизнь и свободу. Похоже, она и впрямь полюбила тебя или то, что придумала о тебе. В доказательство, что это не иллюзия, я исполню её просьбу. Ты свободен, ничтожество, ты больше мне не нужен!
Богиня презрительно взирала на коленопреклоненного мага.
— Она больше не Ключ, ты не мой слуга. Придется подождать в Бездне героя более достойного. Впрочем, знание, что я лишила тебя единственной ценной игрушки без возможности получить её обратно, согреет мне сердце!
Рейстлин взглянул в безжизненное лицо Крисании, на её щеках еще не просохли следы от слез. Сердце сжалось от боли осознания невосполнимой потери.
— Значит, я не твой слуга?.. — прошипел маг зло. — Давай проверим.
Он не знал, что именно им движет. Слово, которым обозначают подобное чувство, Рейстлин избегал, как приговора. Он не знал, хватит ли боли в сердце, чтобы его услышали, но все же произнес мысленно:
«Отец Света…»
— Молчи! — зашипела Такхизис. Тьма заклубилась вокруг, устрашая, стремясь помешать.
«…я, отринутый Тьмой, взываю к тебе!» — продолжал Рейстлин. — «Крисания исполнила твою волю! Спаси свою дочь. Пусть она проживет жизнь спокойно и счастливо, оставь в плену меня вместо неё».
Тьма лишила зрения и слуха. Рейстлину показалось, что он перестал дышать. Последнее, что он ощутил — тяжесть лежащего на руках тела. Последнее, что услышал — яростный крик и незнакомый голос, перекрывший его.
— Ты проиграла! Отпусти их.
***
Рейстлин сел на постели, зашелся в приступе кашля и с трудом усмирил его, совладав со спазмом, перехватившим дыхание. В походном шатре был такой же полумрак, как накануне вечером. Свечи догорели, но бледный свет зари уже пробивался из-за полога. Крисания лежала на постели рядом. Она не проснулась даже от оглушающего кашля. Рейстлин тряхнул её за плечо.
— Крисания.
Кожа её была прохладной. Сердце мага сковал страх. Он проверил биение пульса — Крисания была жива. Вздрогнув, она, наконец, открыла глаза и посмотрела на Рейстлина. Ужас осознания отразился в её взгляде. Жрица закрыла ладонями лицо.
— Ш-ш! Это был сон, — Рейстлин помог ей сесть, чтобы окончательно одолеть морок, прижал к груди. — Такхизис обманула тебя. Всё неправда. Она проиграла. Мы победили.
— Я умерла. Умерла, — шептала Крисания. Она всхлипывала и дрожала, не в силах совладать с собой.
— Ты будешь жить, — пообещал Рейстлин.
Он гладил её плечо и целовал в макушку, желая успокоить. Собравшись с силами, они смогли посмотреть друг на друга.
Лицо Крисании больше не менялось. Пораженный, Рейстлин стер слёзы с её щек, коснулся тёмных волос, не веря, не желая отвести взгляда свободного от «дара» Такхизис. Крисания смотрела с не меньшим изумлением.
— Рейстлин, — прошептала она, — у тебя голубые глаза!
Предстояло ещё многое решить: как поступить с Заманом, чем защитить Крисанию от гонений на жрецов и куда деваться магу, который не нужен ни Свету, ни Тьме. Проклятому Конклаву не помешала бы третья ложа для таких как он!
Но это потом. Лагерь только просыпается. У них есть полчаса или час, чтобы забыть обо всём и разделить такую разную, но общую победу.
@темы: Последнее Испытание, фанфики