Гуглила я по поводу сказочных птиц и, как водится, попутно нашла другой интересный материал. Кое-что про Царь-девицу, которая известна по сказке Ершова "Конек-горбунок". Ершов не разъясняет отчего эта барышня стала именоваться с приставкой "царь", но после прочтения народной сказки все становится понятно. Царь-девица — не просто девица, но еще и правительница. Она путешествует на тридцати кораблях со своими названными сестрицами и видится мне морской-амазонкой. Образ такой возникает, потому что при описании женской флотилии нет упоминания о мужчинах, а еще потому что в других сказках Царь-девица сама управляет лодочкой.
Иллюстрация Н. КочегринаЕсть целая сказка посвященная этой героине. История незатейливая и, как говорится, циклическая
С несколько раз повторяющимся сюжетом, но все же удивительная. Это феерический микс-сказочных ходов из Царевны-лягушки, Финиста ясна-сокола, Марьи Моревны и пр., которые как карты сложили вместе, перетасовали и в результате получилось нечто невообразимое. Вроде бы все знакомо, только шиворот-навыворот. Есть кощеев дуб-сундук-заяц-утка-яйцо, а прячут там не смерть, а любовь. Мачеха вроде злая и вредная, а в пасынка влюбилась. Героиня с героем не встретилась, но тем не менее догадалась кто им подстроил козни и даже уведомила своего суженого. Ну а герой, хоть и Иван, а не царевич и не дурак. Ниже текст, для ознакомления.
Царь-девица читать дальше В некотором царстве, в некотором государстве был купец; жена у него померла, остался один сын Иван. К этому сыну приставил он дядьку, а сам через некоторое время женился на другой жене, и как Иван, купеческий сын, был уже на возрасте и больно хорош собою, то мачеха и влюбилась в него.
Однажды Иван, купеческий сын, отправился на плотике по морю охотничать с дядькою; вдруг увидели они, что плывут к ним тридцать кораблей. На тех кораблях была Царь-девица с тридцатью другими девицами, своими назваными сестрицами. Когда плотик сплылся с кораблями, тотчас все тридцать кораблей стали на якорях. Ивана, купеческого сына, вместе с дядькою позвали на самый лучший корабль, там их встретила Царь-девица с тридцатью девицами, названными сестрицами, и сказала Ивану, купеческому сыну, что она его крепко полюбила и приехала с ним повидаться.
Тут они и обручились.
Царь-девица наказала Ивану, купеческому сыну, чтобы завтра в то же самое время приезжал он на то же самое место, распростилась с ним и отплыла в сторону. А Иван, купеческий сын, воротился домой, поужинал и лег спать.
Мачеха завела его дядьку в свою комнату, напоила пьяным и стала спрашивать не было ли у них чего на охоте? Дядька ей все рассказал. Она, выслушав, дала ему булавку и сказала:
— Завтра, как станут подплывать к вам корабли, воткни эту булавку в одежду Ивана, купеческого сына.
Дядька обещался исполнить приказ.
Поутру встал Иван, купеческий сын, и отправился, на охоту. Как скоро увидал дядька плывущие вдали корабли, тотчас взял и воткнул в его одежу булавочку.
— Ах, как я спать хочу! — сказал купеческий сын. — Послушай, дядька, я покуда лягу да сосну, а как подплывут корабли, в то время, пожалуйста, разбуди меня.
— Хорошо! Отчего не разбудить?
Вот приплыли корабли и остановились на якорях; царь-девица послала за Иваном, купеческим сыном, чтоб скорее к ней пожаловал; но он крепко-крепко спал. Начали его будить, тревожить, толкать, но что ни делали — не могли разбудить; так и оставили.
Царь-девица наказала дядьке, чтобы Иван, купеческий сын, завтра опять сюда же приезжал, и велела подымать якоря и паруса ставить. Только отплыли корабли, дядька выдернул булавочку, и Иван, купеческий сын, проснулся, вскочил и стал кричать, чтоб Царь-девица назад воротилась. Нет, уж она далеко, не слышит.
Приехал он домой печальный, кручинный.
Мачеха привела дядьку в свою комнату, напоила допьяна, повыспросила все, что было, и приказала завтра опять воткнуть булавочку.
На другой день. Иван, купеческий сын, поехал на охоту, опять проспал все время и не видал царь-девицы; наказала она побывать, ему еще один раз.
На третий день собрался он с дядькою на охоту; стали подъезжать к старому месту; увидали — корабли вдали плывут, дядька тотчас воткнул булавочку, и Иван, купеческий сын, заснул крепким сном. Корабли приплыли, остановились на якорях; Царь-девица послала за своим нареченным женихом, чтобы к ней на корабль пожаловал. Начали его будить всячески, но что ни делали — не могли разбудить.
Царь-девица уведала хитрости мачехины, измену дядькину и написала письмо к Ивану, купеческому сыну, чтобы он дядьке голову отрубил, и если любит свою невесту, то искал бы ее за тридевять земель в тридесятом царстве.
Только распустили корабли паруса и поплыли в широкое море, дядька выдернул из одежи Ивана, купеческого сына, булавочку, и он проснулся, начал громко кричать да звать Царь-девицу, но она была далеко и ничего не слыхала.
Дядька подал ему письмо от Царь-девицы. Иван, купеческий сын, прочитал его, выхватил свою саблю острую и срубил злому дядьке голову, а сам пристал поскорее к берегу, пошел домой, распрощался с отцом и отравился в путь-дорогу искать тридесятое царство.
Шел он куда глаза глядят, долго ли, коротко ли, — скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, — приходит к избушке; стоит и чистом поле избушка, на куричьих голяшках повертывается. Взошел в избушку, а там баба-яга костяная нога.
— Фу-фу! — говорит. — Русского духу слыхом было не слыхать, видом не видать, а ныне сам пришел. Волей али неволей, добрый молодец?
— Сколько волею, а вдвое неволею! Не знаешь ли, баба-яга тридеcятого царства?
— Нет, не ведаю! — отвечала ягая и велела ему идти к своей средней сестре: та не знает ли?
Иван, купеческий сын, поблагодарил ее и отправился дальше — шел, шел, близко ли, далеко ли долго ли, коротко ли, приходит к такой же избушке. взошел — и тут баба-яга.
— Фу-фу! — говорит.— Русского духу слыхом было не слыхать видом не видать, а ныне сам пришел. Волей али неволей, добрый молодец?
— Сколько волею, а вдвое неволею! Не знаешь ли, где тридесятое царство?
— Нет, не знаю! — отвечала ягая и велела ему зайти к своей младшей сестре: та, может, и знает.
— Коли она на тебя рассердится, да захочет съесть тебя, ты возьми у ней три трубы и попроси поиграть на них: в первую трубу негромко играй, в другую погромче, а в третью еще громче.
Иван, купеческий сын, поблагодарил ягую и отправился дальше.
Шел, шел, близко ли, далеко ли долго ли, коротко ли, наконец, увидел избушку — стоит в чистом поле, на куричьих голяшках повертывается; взошел — и тут баба-яга.
— Фу-фу! — Русского духу слыхом было не слыхать видом не видать, а ныне сам пришел! — сказала ягая и побежала зубы точить, чтобы съесть незваного гостя.
Иван, купеческий сын, выпросил у ней три трубы, в первую негромко играл, в другую погромче, а в третью еще громче. Вдруг налетели со всех сторон всякие птицы; прилетела и жар-птица.
— Садись скорее на меня — сказала жар-птица, — и полетим, куда тебе надобно; а то баба-яга съест тебя!
Только успел ceсть на нее, прибежала баба-яга, схватила жар-птицу за хвост и выдернула немало перьев.
Жар-птица полетела с Иваном, купеческим сыном; долгое время неслась она по поднебесью и прилетела, наконец, к широкому морю.
— Ну, Иван, купеческий сын, тридесятое царство за этим морем лежит; перенесть тебя на ту сторону я не в силах; добирайся туда, как сам знаешь!
Иван, купеческий сын, слез с жар-птицы, поблагодарил и пошел по берегу.
Шел, шел, — опять стоит избушка, взошел в нее; повстречала его дряхлющая старуха, напоила-накормила и стала спрашивать: куда идет, зачем странствует? Он рассказал ей, что идет в тридесятое царство, ищет Царь-девицу, свою суженую.
— Ах! — сказала старушка. — Уж она тебя не любит больше; если ты попадешься ей на глаза — царь-девица разорвет тебя: любовь ее далеко запрятана!
— Как же достать ее?
— Подожди немножко! У царь-девицы живет дочь моя и сегодня обещалась побывать ко мне; разве через нее как-нибудь узнаем.
Тут старуха обернула Ивана, купеческого сына, булавкою и воткнула в стену.
Ввечеру прилетела ее дочь, такая же старуха. Мать стала ее спрашивать: не знает ли она, где любовь Царь-девицы запрятана?
— Не знаю, — отозвалась дочь и обещала допытаться про то у самой царь-девицы.
На другой день она опять прилетела и сказала матери:
— На той стороне океана-моря стоит дуб, на дубу сундук, в сундуке заяц, в зайце утка, в утке яйцо, а в яйце любовь Царь-девицы!
Иван, купеческий сын, взял хлеба и отправился на сказанное место; нашел дуб, снял с него сундук, из него вынул зайца, из зайца утку, из утки яйцо и воротился с яичком к старухе.
Настали скоро именины старухины; позвала она к себе в гости Царь-девицу с тридцатью иными девицами, ее назваными сестрицами; энто яичко, испекла, а Ивана, купеческого сына, срядила по-праздничному и спрятала.
Вдруг в полдень прилетают Царь-девица и тридцать иных девиц, сели за стол, стали обедать; после обеда положила старушка всем по простому яичку, а царь-девице то самое, что Иван, купеческий сын, добыл. Она съела его и в ту же минуту крепко-крепко полюбила Ивана, купеческого сына.
Старуха сейчас его вывела; сколько тут было радостей, сколько веселья! Уехала царь-девица вместе с женихом — купеческим сыном в свое царство; обвенчались и стали жить, да быть, да добро копить.
Конец.
А еще существует народная сказка "Жар-птица и Василиса-царевна", ну очень похожая по сюжету на "Конька-горбунка" (только там главный помощник - конь). Из неё можно предположить, что звали Царь-девицу Василисой. Любили в сказках это имя. Может оно было распространенным, как и Иван
Кстати мне эта сказка не особо нравится, вариант Ершова более близок. Мне симпатичнее Иванушка-дурачок, который хватается за блестяшку-золотяшку из любопытства, а не стрелец-молодец позарившийся на перо по дурости. Хотя у перьев Жар-птицы и есть некая особая, магическая притягательность.
Жар-птица и Василиса-царевначитать дальшеВ некотором царстве, за тридевять земель — в тридесятом государстве жил-был сильный, могучий царь. И был у того царя стрелец-молоде́ц, а у стрельца-молодца́ конь богатырский.
Раз поехал стрелец на своём богатырском коне в лес поохотиться. Едет он дорогою, едет широкою — и наехал на золотое перо жар-птицы: как огонь перо светится!
Говорит ему богатырский конь:
— Не бери золотого пера. Возьмёшь — го́ре узнаешь!
И задумался добрый мо́лодец — поднять перо али нет? Коли поднять да царю поднести, ведь он щедро наградит, а царская милость кому не дорога́? Не послушался стрелец своего коня, поднял перо жар-птицы, привёз и подносит царю в дар.
— Спасибо! — говорит Царь. — Да уж коли ты достал перо жар-птицы, то достань мне и саму птицу. А не достанешь — мой меч, твоя голова с плеч!
Стрелец залился горькими слезами и пошёл к своему богатырскому коню.
— О чём плачешь, хозяин?
— Царь приказал жар-птицу добыть.
— Я ж тебе говорил: не бери пера, го́ре узнаешь! Ну да не бойся, не печалься: это ещё не беда, беда впереди! Ступай к царю, проси, чтоб к завтрашнему дню сто кулей отборной пшеницы было по всему чистому полю разбросано.
Царь приказал разбросать по чистому полю сто кулей отборной пшеницы.
На другой день на заре поехал стрелец-молоде́ц на то поле, пустил коня по воле гулять, а сам за дерево спрятался.
Вдруг зашумел лес, поднялись волны на море — летит жар-птица. Прилетела, спустилась наземь и стала клевать пшеницу. Богатырский конь подошёл к жар-птице, наступил на её крыло копытом и крепко к земле прижал, а стрелец-молоде́ц выскочил из-за дерева, подбежал, связал жар-птицу верёвками, сел на коня и поскакал во дворец.
Приносит царю жар-птицу. Царь увидал, обрадовался, поблагодарил стрельца за службу, жаловал его чином и тут же задал ему другую задачу:
— Коли ты сумел достать жар-птицу, так достань же мне невесту: за тридевять земель, на самом краю света, где восходит красное солнышко, есть Василиса-царевна — её то мне и надобно. Достанешь — златом-серебром награжу, а не достанешь — то мой меч, твоя голова с плеч!
Залился стрелец горькими слезами, пошёл к своему богатырскому коню.
— О чём плачешь, хозяин? — спрашивает конь.
— Царь приказал добыть ему Василису-царевну.
— Не плачь, не тужи. Это ещё не беда, беда впереди! Ступай к царю, попроси палатку с золотою маковкой да разных припасов и напитков на дорогу.
Царь дал ему и припасов, и напитков, и палатку с золотой маковкой. Стрелец-молоде́ц сел на своего богатырского коня и поехал за тридевять земель. Долго ли, коротко ли, приезжает он на край света, где красное солнышко из синего моря восходит. Смотрит, а по морю плывёт Василиса-царевна в серебряной лодочке, золотым веслом гребёт.
Стрелец-молоде́ц пустил своего коня в зелёных лугах гулять, свежую травку щипать, а сам разбил палатку с золотою маковкою, расставил разные кушанья и напитки, сел в палатке — угощается, Василисы-царевны дожидаётся.
А Василиса-царевна усмотрела золотую маковку, приплыла к берегу, вышла из лодочки и любуется на палатку.
— Здравствуй, Василиса-царевна! — говорит стрелец. — Милости просим хле́ба-со́ли откушать, заморских вин испробовать.
Василиса-царевна вошла в палатку. Начали они есть-пить, веселиться. Выпила царевна стакан заморского вина, захмелела и крепким сном заснула. Стрелец-молоде́ц крикнул своему богатырскому коню, конь в один миг прибежал. Тотчас снимает стрелец палатку с золотой маковкою, садится на богатырского коня, берёт с собою сонную Василису-царевну и пускается в путь-дорогу, словно стрела из лука. Приехал к царю. Тот увидал Василису-царевну, сильно обрадовался, поблагодарил Стрельца за верную службу, наградил его казною великою и пожаловал большим чином.
Василиса-царевна проснулась, узнала, что она далеко-далеко от синего моря, стала плакать, тосковать, совсем с лица переменилась; сколько царь ни уговаривал — всё напрасно.
Вот задумал царь на ней жениться, а она и говорит:
— Пусть тот, кто меня сюда привёз, поедет к синему морю, посреди того моря лежит большой камень, под тем камнем спрятано моё подвенечное платье — без того платья замуж не пойду!
Царь тотчас за стрельцом-молодцо́м:
— Поезжай скорее на край света, где красное солнышко восходит. Там на синем море лежит большой камень, а под камнем спрятано подвенечное платье Василисы-царевны. Достань это платье и привези сюда — пришла пора свадьбу играть! Достанешь — больше прежнего награжу, а не достанешь — то мой меч, твоя голова с плеч!
Залился стрелец горькими слезами, подошёл к своему богатырскому коню. «Вот когда, — думает, — не миновать смерти!»
— О чём плачешь, хозяин? — спрашивает конь.
— Царь велел со дна моря достать подвенечное платье Василисы-царевны.
— А что говорил я тебе: не бери золотого пера, го́ре наживёшь! Ну да не бойся: это ещё не беда, беда впереди! Садись на меня, да поедем к синему морю.
Долго ли, коротко ли, приехал стрелец-молоде́ц на край света и остановился у самого моря. Богатырский конь увидел, что большущий морской рак по песку ползёт, и наступил ему на шейку своим тяжёлым копытом. Взмолился морской рак:
— Не губи меня, оставь мне жизнь! Что тебе нужно, всё сделаю.
Отвечал ему конь:
— Посреди синего моря лежит большой камень, под тем камнем спрятано подвенечное платье Василисы-царевны; достань это платье!
Рак крикнул громким голосом на всё синее море. Тотчас море всколыхнулось, и сползлись со всех сторон на берег раки большие и малые — тьма-тьмущая! Старший рак отдал им приказание, бросились они в воду и через час времени вытащили со дна моря, из-под великого камня, подвенечное платье Василисы-царевны.
Приезжает стрелец-молоде́ц к царю, привозит царевнино платье, а Василиса-царевна опять заупрямилась:
— Не пойду, — говорит царю, — за тебя замуж, пока не велишь ты стрельцу-молодцу́ в горячей воде искупаться.
Царь приказал налить чугунный котёл воды, вскипятить как можно горячей воды да в тот кипяток стрельца бросить. Вот всё готово, вода кипит, брызги так и летят. Привёли бедного стрельца.
«Вот беда, так беда! — думает он. — Ах, зачем я брал золотое перо жар-птицы! Зачем коня не послушался?»
Вспомнил про своего богатырского коня и говорит царю:
— Царь-государь! Позволь перед смертью пойти с конём попрощаться.
— Хорошо, ступай прощайся!
Пришёл стрелец к своему богатырскому коню и слёзно плачет.
— О чём плачешь, хозяин?
— Царь велел в кипятке искупаться.
— Не бойся, не плачь, жив будешь! — сказал ему конь и наскоро заговорил стрельца, чтобы кипяток не повредил его белому телу.
Вернулся стрелец из конюшни; тотчас подхватили его рабочие люди — и прямо в котёл. Он раз-другой окунулся, выскочил из котла — и сделался таким красавцем, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Царь увидал, что он таким красавцем сделался, захотел и сам искупаться, полез сдуру в воду и в ту ж минуту сварился.
Царя схоронили, а на его место выбрали стрельца-молодца́. Женился он на Василисе-царевне и жил с нею долгие лета в любви и согласии.
Конец.
-
-
10.06.2010 в 10:39-
-
10.06.2010 в 16:37-
-
10.06.2010 в 18:11там поэма "Цаь Девица"
-
-
10.06.2010 в 18:11-
-
10.06.2010 в 20:53-
-
27.06.2010 в 17:59А вскрыть не додумался? Или "он неграмотный, отсталый был..."?
и срубил злому дядьке голову
Да не злой там этот дядька. Просто дурак. К тому же - корыстный и выпить любит.
Иван, купеческий сын, выпросил у ней три трубы, в первую негромко играл, в другую погромче, а в третью еще громче. Вдруг налетели со всех сторон всякие птицы; прилетела и жар-птица.
Баба-яга - тоже не великого ума оказалась. Сама не знает, что а трубы у нее в хозяйстве хранятся.
царь-девица разорвет тебя
Ого, какая кровожадная. И силищи-то в ней... Не страшно на такой жениться?
— Коли ты сумел достать жар-птицу, так достань же мне невесту: за тридевять земель, на самом краю света, где восходит красное солнышко, есть Василиса-царевна — её то мне и надобно. Достанешь — златом-серебром награжу, а не достанешь — то мой меч, твоя голова с плеч!
Зачем стрелец вообще вернулся - непонятно.
Выпила царевна стакан заморского вина, захмелела и крепким сном заснула.
Странно, что ее, такую доверчивую, до сих пор не воровали все, кому не лень.
Ну да не бойся: это ещё не беда, беда впереди!
И так эта беда и не настала, хоть конь ее и пророчил...
Царя схоронили, а на его место выбрали стрельца-молодца́.
Лучше бы - богатырского коня. Он хоть умный...
kxena, спасибо!
-
-
27.06.2010 в 18:04Перепост разрешаю ))
Странно, что ее, такую доверчивую, до сих пор не воровали все, кому не лень.
Про то нам не ведомо )) Может и воровали, да назад возвращали, то ей платье, то еще чего, больно хлопотно ))